— Сэм…
— А почему бы тебе не прийти, в самом деле? Мне прекрасно известно, что католикам не положено посещать другие церкви. Но ведь ты не настоящий католик, да и вообще, насколько я понимаю, неверующий, так что вполне можешь там присутствовать.
— Я приду, — сказал Гай и отошел от Сэма, взял свой черный чемоданчик, надел шляпу и плащ.
— Ты в больницу?
— Да.
— Увидишь там Маргрет, скажи ей насчет следующего воскресенья.
— Хорошо.
— Ну… — Сэм наблюдал, как Гай застегивает плащ. Опять у него было это странное, жутковатое предчувствие. Но чего? Он вышел, сел в свою машину и поехал вниз по дороге, мимо ресторана Пата. Шеффер-пьяница все еще торчал там. Сэм вспомнил, что выпроводил миссис О’Хара из дома на несколько дней, значит, обед его дома не ждет. И он решил поесть чего-нибудь рыбного у Пата. А может, и выпить рюмку-другую, поскольку новую жизнь он собирался начать только с завтрашнего дня.
Между кроватью и дверью стояла белая ширма. В комнате было темно. Не включая свет, она опустилась у кровати на колени и прижалась лицом к белой простыне. Взяла его когтеобразную руку и стала целовать костлявые пальцы. Потом зашептала быстро, смятенно, хотя он был без сознания и не мог ее слышать. Но все же это было лучше, чем молчание. Впрочем, если бы он слышал, у нее не хватило бы смелости… это было бы даже неразумно… более того, она не имела бы права говорить эти слова.
— …Это было совсем непохоже на нашу с тобой любовь, дорогой. Я боролась с собой, но все было напрасно. Это случилось всего два раза, и оба раза я ничего не могла поделать, понимаешь? Если бы я только была в состоянии справиться с собой!
Но это все-таки произошло — прошу тебя, дорогой, умоляю! Я не брошу тебя. И в мыслях никогда не было этого. И то, что я сделала, — это грех, но ведь мы уже не можем любить друг друга, как раньше, а я так хотела тебя тогда, — но все было совсем не так, как с тобой, дорогой мой… совсем не так… Давно-давно, помнишь, дорогой, мы забывали обо всем на свете и лежали часами, слушая музыку и касаясь друг друга, и это была любовь, понимаешь, настоящая любовь, а то, что произошло, длилось минуту, и все было не так, как с тобой. Пожалуйста, прости меня, дорогой, прости, умоляю… умоляю.
Она плакала, уткнувшись в белые простыни. Рука его была мокрой от слез. Она бережно провела по ней своим носовым платком, потом насухо вытерла глаза, поднялась с колен и посмотрела на его освещенное луной лицо. И вспомнила прошлое, когда луна так же освещала его лицо, а она лежала с открытыми глазами и осторожно касалась пальцем его щеки, носа, губ, и он улыбался сонно и, еще не проснувшись, обнимал ее. Мар смотрела на Лэрри и вспоминала неразделимое единство душ, которым были отмечены те невозвратные дни.