— Стреляй «влет», — сказал он вслух. — Я ведь учил тебя. Всегда «влет», Лэрри. — Гай резко тряхнул головой, сворачивая на подъездную дорожку, припарковался на свободном месте, вышел из машины, как делал тысячу раз до этого, и решительно зашагал по аллее. Света нигде не было. И все же там, вверху, он видел черную дыру окна Лэрри, слышал его стесненное дыхание и его молитвы об избавлении от мук. Он вернулся к машине, подумал, что надо утром отдать Мар саквояж, потом достал с заднего сиденья свой черный чемоданчик и направился к больнице.
Крошечная приемная была пуста. Гай поднялся на второй этаж. Двери лифта открылись, и он увидел Фрэн Уолкер, сидевшую за маленьким столом. Тускло горела настольная лампа, и когда Фрэн подняла голову, ее лицо оказалось в тени.
— Да, доктор? — Голос был холодный, почти враждебный.
— Как Лэрри?
— Все еще без сознания.
— Он приходил сегодня в себя? Когда у него была миссис Макфай, он был в сознании?
— Я заступила на дежурство только в одиннадцать.
— Были другие посетители?
— Мистер Макфай.
— Лэрри был без сознания?
— Да.
— Спасибо. — Он избегал смотреть ей в глаза, полные укора. Послушав шорохи старого дома, он повернулся и зашагал по коридору к палате Лэрри. Ботинки его скрипели по резиновому покрытию. Во рту было сухо от выпитого спиртного.
Лэрри лежал не шевелясь — настоящий труп, если не считать слабо бьющегося сердца да хриплого дыхания. Гай включил тусклый ночник, сел на жесткий металлический стул, поставил у кровати свой черный чемоданчик и посмотрел на мертвенно-бледное лицо Лэрри. Так он сидел долго и думал о летящих утках, о долгих морских прогулках под парусами, о щуке, которую они однажды поймали, — в этих краях раньше только трижды видели подобную громадину. Потом перевел взгляд на мигающий свет на мысе Кивера и вспомнил тот безумный заплыв, когда он спас Лэрри жизнь. Он увидел небо, покрытое облаками, и подумал, что собирается шторм. Снова задумчиво посмотрел на застывшее, бледное лицо и заговорил тихим хриплым голосом.
— Лэрри… Послушай, Лэрри, у нее будет ребенок, Лэрри. Пожалуйста, постарайся понять. Это не твой ребенок. Но это не значит, что она перестала тебя любить. Она — женщина, Лэрри. Ты понимаешь это. Прекрасная женщина, очень храбрая и очень добрая, которая тебя очень любит и скорее убила бы себя, чем сделала бы тебе больно. Я знаю, что она согрешила… Мы оба грешны перед тобой. В определенном смысле ей это было даже необходимо. Может, это звучит дико, но это правда. Я знаю, что тебе больно все это слышать. Но она погибает, Лэрри. И она хочет этого ребенка, которого она сможет любить так же сильно, как всегда любила тебя. Она не любит никого, кроме тебя… Меня она тоже не любит… Ей просто нужен ребенок… ее ребенок… Пожалуйста, не переживай, Лэрри. Пойми и позволь жить Мар и ее ребенку. Я знаю, что ты так бы и поступил, если бы только мог. Если бы ты мог… если бы ты мог… если бы ты мог… — Он повторял эти слова снова и снова, потом, наконец, встал, спотыкающейся походкой вышел в коридор и направился к столу дежурной медсестры. Так никого не было. Но голос Фрэн доносился из открытой двери одной из комнат в глубине коридора. Через минуту она появилась и быстро подошла к телефону. Подняла трубку и попросила доктора Боллза из Харпсуэлла.