Однако, когда они наконец приехали, остановившись в 200 м от реактора № 4, вокруг было странно тихо. Еще не рассвело окончательно, и Янковский видел какой-то туман или дымку над зданием энергоблока. Но пламени не было. Стояли пожарные машины, но никаких признаков катастрофы он не видел. Потом заметил человека, который стоял в сумерках, курил и наблюдал, как из развалин здания выливается вода.
– Что здесь случилось? – спросил Янковский.
– Что-то взорвалось, – ответил мужчина обыденно, словно это происходило постоянно.
Местные и сами могли бы справиться, подумал Янковский.
– Зачем нас вызвали? – спросил он Даниленко. – Зачем подняли в такую рань? Все это выглядело как пустая трата времени.
– Погоди, – сказал Даниленко. – Здесь что-то не так.
Они пошли к главному административному корпусу станции. Там уже было областное начальство. Маломуж, секретарь обкома, слушал доклады.
– Что вы здесь делаете? – спросил Маломуж следователей. – Мы сами справимся. Пожар уже потушили. А блок снова заработает очень скоро.
Яновский и Даниленко поехали в Припятский горотдел милиции и увидели, что там полно высокого начальства из республиканского Министерства внутренних дел. Начала поступать информация: в медсанчасть № 126 привозят людей с ожогами и рвотой, КГБ по периметру станции ищет диверсантов. Стало понятно, что произошло что-то серьезное. Даниленко поехал докладывать начальству – прокурору области. Тем временем в горотделе Янковскому выделили машину и кабинет.
Даниленко вернулся около 6 часов утра. Областной прокурор принял решение.
«Заводим дело, – сказал Даниленко Янковскому. – Выдвинем обвинение».
Сергей сел за пишущую машинку, заправил в нее лист бумаги и принялся печатать.
Расследование причин аварии на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС, начатое на рассвете 26 апреля, развивалось по двум параллельным направлениям[1172]. Первое, уголовное производство, набирало масштаб и значение в течение дня, по мере того как последствия катастрофы становились очевидными. К обеду, когда Сергей Янковский и несколько его коллег работали в Припяти и на ЧАЭС, опрашивая поступивших в медсанчасть операторов и изымая документы из залов управления станцией, это уже было расследование не областного, а республиканского уровня. Начинало темнеть, когда приехал заместитель Генерального прокурора из Москвы с новыми указаниями. Он распорядился создать специальную следственную группу при 2-м главном управлении Генеральной прокуратуры СССР, занимавшемся преступлениями на закрытых военных и ядерных предприятиях. Расследование получило гриф «совершенно секретно».