. Майорец дал согласие, и Брюханов полетел на юг.
В его отсутствие министр снял Брюханова с должности директора Чернобыльской АЭС.
Пока продолжалось расследование, советские лидеры публично заявляли, что авария была результатом почти невозможного стечения событий, инициированных операторами. «Причина, очевидно, лежит в субъективной области, в человеческой ошибке, – говорил член Политбюро и будущий президент России Борис Ельцин корреспонденту западногерманского ТВ. – Мы предпринимаем меры, чтобы этого не случилось вновь»[1181].
«Авария была вызвана сочетанием крайне маловероятных технических факторов, – писал в заявлении, опубликованном Los Angeles Times, Андраник Петросьянц, председатель Государственного комитета СССР по использованию атомной энергии. – Мы склонны считать, что персонал совершил ошибки, которые усложнили ситуацию»[1182]. Петросьянц обещал, что, как только расследование завершится, полный отчет о причинах катастрофы будет представлен на международной конференции МАГАТЭ в ее штаб-квартире в Вене.
Задача возглавить советскую делегацию, сделать доклад на конференции – обещавшей беспрецедентную возможность заглянуть в один из самых секретных редутов советской науки – и донести содержание этого доклада до широкой общественности была возложена на Валерия Легасова. Сторонники жесткой линии в Минсредмаше возражали против его кандидатуры, опасаясь, что Легасова будет сложно контролировать[1183]. 13 мая академик во второй раз вернулся домой из Чернобыля. Он изменился: лицо и руки потемнели от радиоактивного загара, прежняя идеологическая уверенность пошатнулась[1184]. Со слезами на глазах он рассказывал жене, насколько все были ошеломлены аварией, насколько неподготовлены к защите советских людей от ее последствий: не было ни чистой воды, ни незагрязненных продуктов, ни стабильного йода. Обследование в больнице № 6 выявило токсичные следы реактора глубоко в теле Легасова: врачи обнаружили продукты деления, включая йод-131, цезий-134 и 137, теллур-132 и рутений-103, в его волосах, дыхательных путях и легких. Здоровье академика пошатнулось, он страдал от головных болей, тошноты, проблем пищеварения и хронической бессонницы. Тем не менее Легасов бросился собирать материалы для доклада – отчеты десятков специалистов и сотни документов[1185]. Он работал днем и ночью, начинал в своем кабинете в Курчатовском институте и продолжал дома, сравнивая собранную статистику с результатами коллег, пока не убедился, что все точно. Пол гостиной в его доме на Пехотной, 26, был заложен стопками документов, они выползли в коридор и спускались по лестнице.