Вся жизнь Лизы и Федора, как хорошо снятый фильм, кадр за кадром восстанавливался в памяти Мышкиной, как только она закрывала глаза. В душной камере следственного изолятора ей не мешали звуки, главное было – не видеть лиц соседок, серых стен, пыльного оконного стекла, скудно пропускавшего воздух через открытую форточку, разбавляя его молекулами коррозии решетки. Как только ее веки опускались и ресницы касались щек, качественная картинка сна воспроизводила этот многолетний сериал. Очнувшись после очередной серии, Лиза ловила себя на мысли, что если это кино, такое доброе и хорошее вначале, так круто поменялось, значит, виноваты не актеры, то есть не она с Федором, а сценарист, тот, кто это все выдумал. Или его просто поменяли. Так бывает в мыльных операх. Уходит хороший сценарист, и никакие, даже самые звездные актеры «не вытащат» фильм. Хотя… Жизнь Лизы Мышкиной, если посмотреть на нее как на снятое кино для домохозяек, скорее всего, была написана пьющим сценаристом. Когда он не пил, то в ее жизни был ласковый дедушка, портфель с зайчиком и клубника утром перед школой. Когда автор уходил в запой, ее жизнь отравляла пьющая мать, бандиты, унижения и грязь. Выйдя из запоя, автор сценария сочинил поездку в Москву, доброго Павла и любящего Федора. А потом снова алкогольный угар, и вот на страницах ее жизни начали проявляться буквы обвинительного приговора.
«Кто же ты, автор сценария моей жизни?» – думала Лиза, не открывая глаз, за пять минут до подъема, разбуженная какофонией тюремных утренних звуков.
На следующий день, оказавшись в обеденное время в Камергерском переулке в центре Москвы, как и условились, Артем послал Николаю СМС. Через пару минут трезвучием ответа Артемов смартфон сообщил, что Николай ждет на открытой площадке кафе театра Табакова. Артем уже через мгновение зашел в установленный на пешеходном переулке шатер кафе, где в плетеных креслах развалились посетители. По большей части это были народные избранники – депутаты Государственной Думы России, выглянувшие на ланч из соседнего переулка, где располагался второй подъезд нижней палаты российского парламента.
Артем кивнул знакомому депутату, занятому беседой с каким-то представителем регионов. Регионала всегда можно опознать по модным белым кроссовкам, диссонирующим с морщинами засаленного делового костюма.
Николай оказался крепким молодым человеком, до тридцати, одетым в джинсы, белую футболку и ветровку с нашитым на груди крокодильчиком. Артем вспомнил анекдот по поводу этого фирменного знака и улыбнулся. Николай расценил эту улыбку как приветствие ему и улыбнулся в ответ. Он привстал, в полусогнутом состоянии протянув руку для рукопожатия. Вытянуться в полный рост не позволило кресло, уткнувшееся в соседнее: на открытой площадке летнего кафе столы и кресла располагались очень плотно, за что Артем подобные заведения и не любил.