Очень странные увлечения Ноя Гипнотика (Арнольд) - страница 146

– Итак, – начинаю я, – если на видео ваша мама…

– Почему я пришла вместо нее? – продолжает Эва.

– Ага.

– Я слежу за комментариями.

Я киваю, как будто ответ имеет смысл:

– Ладно.

– Давай только без «ладно». Не надо делать вид, будто все в порядке. Ее нет. Поэтому я читаю комментарии.

– Ох. Мне очень жаль. Когда она умерла?

Эва поднимает кружку над головой и рассматривает донышко, будто пытается там что-то найти.

– У тебя плохо со слухом, Ной Оукмен?

– Что вы делаете?

Она опускает кружку и снова сверлит меня взглядом:

– Мне важно знать, откуда что берется. Эта кружка, как и ожидалось, из Китая. Не то чтобы это принципиально, но теперь я знаю, откуда она взялась.

– Ладно.

– Я не говорила, что мама умерла; я сказала, что ее нет. Поэтому я и читаю комментарии, если вдруг кто-нибудь знает, где она. Еще я взломала ее почту и Фейсбук. И хватит говорить «ладно», будто все нормально, а то даже обидно.

Чокнутая – вот подходящее слово. Эва Феникс чокнутая.

– Значит, ваша мама…

– Пропала. Два года назад.

Не знаю, чего я ждал, но точно не этого.

– Даже не знаю, что сказать, – говорю я, и это чистая правда. – А вы не пытались…

– Обратиться в полицию? Ага, пыталась. Она официально «в розыске»… или как там называется… – Эва отпивает кофе, затем спрашивает: – Хочешь услышать очень грустную историю, Ной Оукмен?

– Да, – отвечаю я, но по мере того, как дочь исчезающей женщины рассказывает историю своей матери, я начинаю жалеть, что не отказался.

– Мы переехали сюда из Ванкувера, когда мне исполнилось двенадцать. Я не хотела мотаться через весь континент – бросать друзей, бросать всю свою жизнь. Устроила истерику, но мать была непреклонна.

– Она переехала по работе?

– Ха, как же! Работа. Нормальная взрослая причина, согласись. Но нет, прикинь: мы вдвоем переселились в Нью-Йорк, чтобы моя мать тридцати с лишним лет от роду могла «следовать за мечтой». Позорище, правда? Вообще-то, она всегда рисовала. Мои первые детские воспоминания – как она вешает свою картину на стену, делает шаг назад и разглядывает ее в восхищении, будто на сей раз создала шедевр. Восхищение обычно длилось пару дней, после чего она сдирала картину и выбрасывала на помойку. Не знаю, почему она решила, что выдержит жизнь в Нью-Йорке.

– Может, она просто хотела проверить, есть ли у нее стержень.

– Одно тебе скажу: драйв у нее был. Даже, может быть, талант. Но не было запаса прочности. Когда мы перебрались сюда, мама практически сломалась.

– И тогда она уже делала снимки для видео?

– Да, она фотографировалась еще до моего рождения. Насколько я знаю, было всего дней пять-шесть, когда она не делала снимков: пару раз в отпуске, операция по удалению желчного пузыря, еще несколько дней занял переезд. А и еще день, когда она меня родила. Наверное. Но в основном по ней можно было сверять часы.