– Вэл не хочет уходить. – Мама, кажется, плакала; на ней та же одежда, что и вчера.
Вслед за ней тихонько входит в комнату папа:
– Она говорит, что вчера ты не приехал в больницу и теперь она не уйдет, пока тебя не увидит.
Я еще не вставал с постели, и если только не…
– Что-нибудь изменилось? У Алана?
– Нет, – отвечает папа.
Невероятно, сколько страданий может причинить такое коротенькое слово.
Я отворачиваюсь и натягиваю одеяло поверх головы:
– Я устал. Скажите ей, что мы увидимся завтра.
Из-под одеяла я слышу, как папа пересекает комнату, пока не оказывается надо мной:
– Думаешь, всем остальным не тяжело? Алан мне как сын, Ной. И представь, как он будет разочарован, когда очнется и узнает, что его лучший друг дрыхнет дома. И теперь Вэл буквально поселилась у нас на кухне, потому что ей не все равно. Знаешь, как это называется? Дружба.
Я хочу расплакаться, но не могу. Делаю глубокий вдох и отбрасываю одеяло:
– Сначала мне нужно в душ.
У отца на лице написано облегчение.
– Мы посидим с ней, пока ты не спустишься.
Когда они уходят, я выбираюсь из постели, беру свежий комплект «синего Боуи», но не успеваю нырнуть в ванную, как входит Пенни.
– Слушай, Пенн, мне сейчас не до разговоров.
Она подходит к моему столу и кладет листок бумаги рядом с ноутбуком:
– Я тут кое-что принесла.
– О! Спасибо.
– Я скучаю по тебе, Но. – Откуда ни возьмись, появляется Флафф. – Да, точно, мы оба скучаем.
Когда Пенни и Флафф удаляются, я беру сложенный листок. Спереди на нем фломастером написано мое имя: буква «О» в нем – ярко-желтое солнышко, а вместо черточки над «Й» нарисовано маленькое сердечко. Я разворачиваю листок и впервые за много дней начинаю плакать.
Дорогой Ной,
«Даже темнейшая ночь закончится, и взойдет солнце»[39].
Читал ли ты «Отверженных», дорогуша? По-моему, Виктор Гюго обалденный гений.
Так или иначе, я думаю, что ты сейчас в середине очень черной ночи, поэтому хочу тебе напомнить, что солнце непременно взойдет. Обязательно! Обещаю, ОК?
С любовью,
Пенелопа
P. S. И может, когда оно взойдет, мы все-таки посмотрим «Завтрак у Тиффани»? Подумай об этом, дорогуша.
У Вэл немытые волосы, на ней все те же дырявые джинсы, что и в больнице, и когда она спрашивает: «Где ты сегодня заблудился?», напряжение в ее голосе почти осязаемо.
– Сам не понимаю, Вэл. Как он?
– Все так же. Не знаю.
– Но хотя бы дышит сам?
Она пожимает плечами: