– Поехали с нами, – предлагает Алан, и Вэл его поддерживает:
– Мы пока сами не знаем, возьмут нас или нет, но если возьмут… ты тоже мог бы поехать.
Иногда я чувствую себя гостем в доме незнакомцев, которые меня почему-то любят, и когда я вижу просторный задний двор, то думаю: вот куда мне надо. И выхожу из дома. Но, оказавшись в одиночестве на заднем дворе, я оглядываюсь на дом, полный любящих людей, и пытаюсь сообразить, зачем же я сюда вышел.
Может, я и правда поеду в Лос-Анджелес. Но в глубине души я опасаюсь, что это всего лишь очередной двор.
– Вы правы, – говорю я. – Правы во всем. Я отстранился. Я хреновый друг, и мне стыдно.
– Откройся нам, – просит Вэл. – Что бы ни случилось, мы поможем.
И, глядя на нее, я понимаю: если мы не те, какими были раньше, это еще не означает, что мы не сможем стать ближе.
Я делаю глубокий вдох и начинаю:
– Все началось на вечеринке у Лонгмайров…
То ли приближение суровой чикагской зимы, то ли надвигающийся суровый День благодарения в кругу семьи вызывает у всех необоримую потребность выяснить отношения.
– Нам надо поговорить, – сообщает мама буквально на следующее утро после моей исповеди перед Аланом и Вэл. Не говоря о том, что сегодня понедельник и солнце едва взошло.
– Я помню, мам. Мы условились на День благодарения. У меня еще как бы неделя.
– Я не о том, – возражает она, наливая себе кофе. – В смысле, да, у тебя еще неделя. Но я про другое.
Из-за угла появляется отец, рыча, как медведь:
– М-м-м… Коф-ф-ф-фе-е-е-е… – Он наливает себе целую кружку с энтузиазмом Августа Глупа на шоколадной фабрике Вилли Вонки.
– Ладно, – продолжает мама. – У тебя в комнате, надеюсь, по-прежнему полный порядок?
– Да, а что?
– Хорошо. Завтра к ночи приедет Орвилл.
– Вот как?
– Наверное, доберется на такси, – объясняет мама, – но очень поздно, мы уже будем спать. Я сказала ему, чтобы входил сам. Кстати, надо не забыть отключить сигнализацию.
– Мам?
– Что?
– Может, пора объяснить, как чистота моей комнаты связана с приездом дяди Орвилла?
– А… Я разве не сказала? Он будет спать у тебя.
У меня вырывается:
– С какого перепугу?
– Следи за тоном, – встревает в разговор папа.
– Я ведь не могу его поселить в гостевой комнате, верно? – говорит мама, стрельнув глазами в сторону отца.
В нашем доме две гостевые комнаты, и обе постепенно и безвозвратно превратились в кладовки для папиных кулинарных запасов.
– А я где буду спать? – спрашиваю я.
Мама указывает на диван в гостиной торжественным жестом ведущей телешоу, демонстрирующей некий фантастический приз.
– Ну или в подвале, как скажешь, – добавляет она.