— Девчата, не мешало бы прихватить что-нибудь пожевать, да и курева, если найдется! — крикнул он вдогонку девушкам, убегавшим наверх за сумками и перевязочным материалом. Через минуту все четверо пробирались к кирпичному заводу. Хлестал по-прежнему дождь. Под ногами чавкала грязь. Со стороны станции доносились одиночные выстрелы затухающего боя.
В ту темную сентябрьскую ночь им не удалось сомкнуть глаз. Перевязали раненых красноармейцев и командиров, оставшихся на поле боя, перенесли их в укромное место в расположении завода, достали даже продуктов для раненых. А на следующую ночь всех переправили в госпиталь и разместили в подвале. Благо на, складе осталось много матрацев, одеял и чистого белья.
Больше месяца функционировал подпольный госпиталь. В подвал бывшего дома отдыха оккупанты не заглядывали: у них, видно, дел хватало на фронте. Раненые бойцы, немного подлечившись, отправлялись в лес. Одни, взяв курс на восток, пробирались к своим на фронт. Не всем, правда удавалось выйти из окружения, одни гибли в неравных схватках или, тяжело раненные, попадали в лапы врага. Другие становились партизанами и продолжали борьбу в тылу оккупантов. Тех, кому трудно было передвигаться, вынуждены было оставить на время у верных людей в городе. Об этом позаботились Лариса и ее неутомимые подруги.
Последними покидали госпиталь Аркадий и оставшиеся в живых пять бойцов из его взвода. Под вечер начали собираться в дорогу. На кровати лежали гражданские брюки, рубашки, пиджаки — все это удалось раздобыть в городе для уходящих в лес. Может пригодиться. Но никто даже не прикоснулся к этим вещам. Все одевали свои гимнастерки и галифе.
— Ребята, может, возьмете гражданское, побудете недельку-две в городе, — попыталась Галя уговорить бойцов. — Вы же не можете в таком состоянии далеко уйти.
— Серьезно, Аркадий, ты командир, прикажи. Мы для вас и место надежное найдем, — поддержала подругу Лариса.
— Да в чем вопрос? — не унималась Галя. — Двое у меня, двое…
— Ша, девчата, не уговаривайте, не получится, — прервал один из красноармейцев, — раньше надо было думать, теплее принимать — глядишь, может, и остались бы.
— Да ну тебя, Костя, тебе все шуточки, а мы серьезно. Как вы пойдете с открытыми ранами?
— Ладно, — закончил спор Аркадий. — Пустой разговор. Решили идти — значит, все. — Рука у него была забинтована до самого плеча и с трудом протискивалась в рукав. Все, конечно, понимали, что оставаться в госпитале больше нельзя. Да и в городе, у верных людей, находиться опасно. По городу рыскают фашисты и примазавшаяся к ним всякая шушера, хватают подозрительных, вылавливают окруженцев и отправляют в лагерь, за колючую проволоку. Лагерь этот за городом, на пустыре. Открытое место, обнесенное несколькими рядами колючей проволоки на высоких кольях. Вокруг вышки с пулеметами, патрули с собаками. Все время стреляют. Говорят, пленных совсем не кормят. Ежедневно на рассвете машинами вывозят умерших от голода и болезней и расстрелянных за город, в противотанковый ров. Не подпускают и местных жителей, которые пытаются бросить кусок хлеба за проволоку…