- Помоги. Помоги мне. О Боже, мне так жаль. Я хочу домой. Я сделаю все, только отпусти меня домой, - eе голос был едва громче шепота.
Она повторяла одни и те же молитвы в течение нескольких дней, сначала крича их на вялые стены и своих враждебных мучителей, пока ее голосовые связки не отказали, и крики не превратились в хриплый писк.
Прутья клетки были горячими. Кусочки ее кожи прилипали к ним, шипя и чернея там, где она прислонялась к ним в изнеможении. Ей не давали спать; вечная усталость была частью ее мучений. Сон был роскошью благословенных. Глория была проклятой.
Голова Глории свесилась между колен от давления обжигающе горячей крышки клетки, давящей на шейные позвонки, клеймя полосы на затылке, и от веса ужасного ожерелья, застывшего на ее шее.
Это был толстый железный ошейник, увешанный крошечными гниющими трупами... эмбрионами. Еще одно оскорбление. Шесть. Каждый из них имел свой размер, представляющий триместр, в котором они были прерваны. Нежелательная беременность была несчастливым профессиональным риском. Глория чувствовала зловонный запах разлагающейся плоти, но также чувствовала биение их сердец, бьющихся у них в груди. Их крошечные ручки и рты нащупывали ее соски, изголодавшись по пище. Каким-то образом они были живы, хоть и явно гнили. От их прикосновений у Глории по коже побегали мурашки.
Она понятия не имела, как долго пробыла в своей камере. Казалось, прошли дни. Ее голова была покрыта каким-то мешком из звериной кожи, туго затянутым вокруг горла бечевкой. В его потном животном мускусе она чувствовала запах боли и страха, в котором животное умерло. Если бы он умер. Возможно, в этом месте животные жили без своей кожи; грубые мышцы и нервы подвергались жестокости Aда. Так же, как ее собственная душа лежала обнаженной и беззащитной.
Когда она проснулась в темноте с мешком на голове и сложенным почти пополам телом, она закричала от ужаса, полагая, что задохнется. Ей казалось, что она чувствует, как ее собственное дыхание возвращается к ее лицу. Но Глория не дышала. Она была мертва. А там, где она была, не хватило бы кислорода, чтобы дышать даже без мешка на голове. Пламя поглощало кислород, вдыхая только углекислый газ обратно в разреженную загрязненную атмосферу. Легкие Глории по привычке расширились и сжались. Она больше не нуждалась в кислороде, чтобы питать свое тело.
Веки Глории слиплись от слез; она все еще не спала. Ни разу с тех пор, как она проснулась в своей клетке, ей не давали спать. Всякий раз, когда она дремала, ее хлестали кнутом или кололи раскаленным металлом. Резкий голос ее демонического любовника выкрикивал приказы, слюна слетала с его губ и покрывала ее своими мерзкими брызгами. Иногда он ворковал тихо и соблазнительно, а затем скользил своим огромным членом между прутьями клетки и мастурбировал на нее. Иногда он мочился или испражнялся на нее. Густая ядовитая слизь его экскрементов покрывала ее кожу коркой скорлупы. Она была благодарна за мешок над головой. Это, по крайней мере, давало ее лицу некоторую защиту.