Я избрал решение более трусливое и ленивое: как-нибудь потом…
И открыл глаза.
— Как у тебя с лыжами?
Она рассмеялась:
— Никак!
— Не беда, что-нибудь да получится. Завтра утром спустимся на восточный склон словацкого луга, там можно позагорать. Потом пешком поднимемся…
Она так обрадовалась, словно я преподнес ей подарок.
— А ты возьмешь меня?
Я не ответил, снова опустил веки. А потом медленно проговорил:
— Эва, принеси мне демалгонт. У меня голова от боли раскалывается.
— Сейчас, милый, сейчас принесу.
Пока она ходила, я размышлял. Вот, за все приходится расплачиваться. Надо мне было ложиться утром с Эвой?
Прежде чем она вернулась, я зашел в ванную комнату побриться.
Намыливался я долго, — намыленное лицо исключает всякие ласки. И когда бреешься, ни на что иное внимания не обращаешь. Мысль заняться бритьем возникла у меня исключительно по этой причине, но Эва, вернувшись с демалгонтом, тотчас спросила:
— Ты бреешься дважды в день?
— Что? Дважды?
Мне и в голову не приходило такое. А она, мило смеясь, спросила еще, кому я хочу понравиться.
И при этом обратилась ко мне на «вы». Я подумал, что это идет от жеманства, но она, словно догадавшись о моих мыслях, сказала, что всегда будет называть меня на «вы», а то еще привыкнет говорить «ты», что тогда подумают люди и вообще…
Гм… В наше время, когда все друг с другом на «ты», вполне естественно, что врач на «ты» со своей ассистенткой, а Эва затеяла какую-то глупую игру, причем явно для того, чтобы у нас с ней появилась тайна от всего мира, словно нам двоим известно нечто такое, чего нельзя знать остальным.
Фу! В этой женщине ни капли стиля.
— Не навести ли тебе порядок? — спросила она.
— Для этого существуют уборщицы, Эва.
— Сверх того, что делает уборщица. Как хотелось бы мне посмотреть твою квартиру в Будапеште! Кто там убирает?
И она покачала головой.
— Ты не такой… Ой, опять «ты» выскочило!.. вы не такой, чтобы позволить… Но глядите, вы повсюду разбросали свое лыжное обмундирование. Сложить?
Я не ответил.
— Верно, это веками выработанный закон жизни общества, что женщина должна заботиться о мужчине.
— На меня этот закон не распространяется, — сказал я, бреясь, и бросил на нее взгляд: скачет тут, словно канарейка, — Я не чувствую себя обязанным соблюдать какие бы то ни было общественные законы, и в будущем никогда на это не ссылайся.
Она была так ошеломлена, будто я ударил ее по лицу. Сначала даже не поняла, о чем я говорю, только почувствовала, что я ее отвергаю.
— Да, но… — запнулась она.
Я обмыл лицо и, пока вытирался, объяснил ей, что имею в виду: