Я не ответил. Глядел на ее профиль, и на сердце у меня становилось теплее. Прелестное ее лицо отражало мягкий, кроткий характер, у нее был большой, красиво очерченный рот и маленький круглый подбородок, короткие волосы развевал ветер, они взметались, как у киноактрис, когда их показывают крупным планом в сценах после расставания. Неожиданно я ощутил необходимость сказать:
— Знаете, все кричит во мне, что вы из породы тех женщин, которые заставляют мужчину катиться вниз.
— Вниз? — Она с недоумением подняла ресницы.
— Да, во всех смыслах! Вниз! Вряд ли судьба окажется столь милостива, что еще раз поставит на моем жизненном пути женщину, подобную вам. После вас все будут казаться некрасивее, глупее и скучнее. Вниз и в том смысле, что я достиг возраста, когда мужчину интересует лишь то, насколько одна женщина отличается от другой. Мне кажется, вы последняя, к которой меня влечет, которую я хочу. В лучшем случае лет этак через двадцать, смешным, нелепым стариком, я начну сходить с ума по семнадцатилетним девчонкам, но дожить до этого мне бы не хотелось.
Эржи засмеялась:
— Словом, если у меня будет дочь… я сообщу вам об этом восемнадцать или двадцать лет спустя.
— Хотите напомнить, что я смешон? Захотел соблазнить женщину на четвертом месяце… признаться в любви с первого взгляда беременной женщине?
— Да, я хотела напомнить об этом. Через два месяца я буду безобразной. Талия у меня деформируется, да вы ведь сами лучше знаете, какой бывает женщина на шестом и седьмом месяце… Уродство ей может простить только муж, да и мало кто из мужей, у меня совсем нет уверенности, что Ференц принадлежит к этим немногочисленным мужьям…
— Он к ним не принадлежит, — сказал я совершенно бессмысленно.
— Все равно, жаль, что я о нем упомянула. Откажитесь от своих извращенных намерений, хорошо?
— От чего отказаться?
— От меня.
Она подрулила к матрахазской стоянке, затормозила и выключила мотор.
— Вы мне симпатичны, но я чувствую, как вы тайком меня шантажируете, — сказала она чуть погодя, посмотрела на меня и положила руку в перчатке на мою. — Прошу вас, не надо. Не протестуйте, я знаю, даже когда вы исчезаете, это тоже шантаж, потому что вы хотите, чтобы я думала о вас. Я позвала вас, чтобы сказать это. Мне хотелось бы и впредь сохранить с вами добрые отношения. Вы не сердитесь?
— Два дня назад на этой самой дороге вы спросили у меня то же самое: не сержусь ли я за то, что вы не повезете меня дальше. За то, что бросите на дороге.
— Тогда вы не рассердились.
— Тогда тоже я вежливо ответил, что это пустяки.