Избранное (Шаркади) - страница 216

— Ни о чем. Я и так по тебе вижу.

— Совсем ни о чем или кое о чем, уж как мы на это посмотрим.

И тут я объявила Пиште, что Бенце не согласен на развод, вот в чем суть дела. Он пожал плечами.

— Что же из этого следует?

— Не знаю. Я не разбираюсь в законах о браке, И, кроме того, меня ничуть не волнует проблема супружества. В сущности, жаль, что…

Он так странно взглянул на меня, что я осеклась и замолчала.

— Эва, меня мало интересует, что сказал твой муж, — заговорил немного погодя Пишта. — Главное, что скажешь мне ты.

— А что я могу сказать?

— Подожди, я думаю, было так: твой муж сказал, что не даст развода, и, очевидно, сказал еще… да, я думаю, сказал еще: он, мол, не возражает, если ты на время уйдешь ко мне.

— Да, что-то в этом роде. Ты очень умный. Откуда ты все знаешь?

— Нетрудно догадаться, Эва, дорогая, я люблю тебя. Ты красивая, тонкая, умная женщина, желанная для меня, в общем все… Да разве мог я мечтать о чем-нибудь лучшем? Ты будешь со мной, пока тебе не надоест.

— Не слишком ли ты груб и прямолинеен?

— Если так, боюсь, я буду еще более грубым и прямолинейным.

— Ну и будь, мой милый. Не беда.

— Как не беда? Наоборот, беда. Неужели нам быть любовниками на час? Чтобы ты только приходила ко мне и наша связь скоро прервалась. Ну что ж, мне и такое лестно. В конце концов, редкий мужчина может похвастать тем, что его любовница — столь блестящая женщина.

— Брось, многие вправе этим похвастать. Эка невидаль!

— Отложим разговор до завтра, — примирительно сказал Пишта. — Или до послезавтра. Глупо в таком возбужденном состоянии обсуждать серьезные вопросы.

— Да, глупо, но в таком возбужденном состоянии мы невольно выкладываем правду.

— Ну что же, выкладывай.

Тут к нам опять подошел официант, подал вино, потом мы обсудили, какие блюда заказать, это заняло еще какое-то время.

Мы сидели в саду ресторанчика, и с платана, простершего над нами ветки, на наш столик упала отвратительная гусеница и принялась по нему ползать. Сняв с пальца кольцо, я потрогала им гусеницу, она попыталась пролезть через него, я оттолкнула ее, она снова попыталась.

— Муж сказал мне, — медленно и четко проговорила я, — что я трусиха и с ним все равно не порву. Он уверен в своей победе.

— Ты трусиха? Так он сказал?

— Да.

— И ты с этим…

— Я не смогла ему ничего возразить, — прервала я Пишту. — Посмотри на эту гусеницу. Она противная, мерзкая! Неужели я трусиха?

Я положила гусеницу в рот и стала ее разжевывать. Сначала мне показалось, что тут-то и пришел мне конец. Но ничего подобного. Я проглотила гусеницу и запила ее глотком вина.