— Зря вы лошадь отогнали, — сказал он, как только поздоровались.
— Зря?
— Впрочем, и другую оседлать можно. Любую другую. Отправляемся в полдень, сразу после обеда.
Маленький худой табунщик поглядел на табун, слегка сдвинул брови.
— Они отдыхают пополудни.
— Знаю, только не до отдыха сейчас. Я бы тоже отдыхал, будь на то моя воля, я бы такие сладкие послеобеденные сны видел, до утра бы не проснулся. Не удовольствия же ради трясся я в коляске сорок километров.
И он вытер пот со лба.
— Надо уходить с табуном, Буйдошо. Сегодня же. Это приказ. Фронт близко. Нужно уходить, пока еще можно уйти.
Вереш тяжело вздохнул, вытер пыль с лица, шеи, выругался, обозвал этот приказ идиотским. Зачем нужно перегонять табун? И куда? На край света все равно не убежишь с ним. Будь что будет. Солдаты так или иначе придут сюда, все отнимут, продадут, разбазарят, пустят в расход — тут и сам господь бог не поможет. Но приказ есть приказ.
Андраш Буйдошо молча, неторопливо набивал трубку.
— И куда перегонять, ваше благородие?
— К Полгару. До ночи надо перейти мост, на той стороне у Тисапалкони переночуете. Там хороший выгон.
— В Палкони и останемся?
— Нет, оттуда дальше надо идти.
— Еще дальше?
— За Дунай.
Старый табунщик не спеша чиркнул спичкой, закурил. И только тогда поднял глаза на Вереша.
— А зачем, ваше благородие? Скажите — зачем?
— Зачем, зачем… Может, господь бог это и знает, а я — нет. Затем, что все со страху в штаны наложили, на плечах уже не головы, а тыквы, только и делают, что отдают разные распоряжения, а мы их выполняй.
Ему хотелось показать табунщику, что они товарищи по несчастью, что ему все это тоже не по душе, для него это тоже нелегкое дело, хотелось немного загладить свою вину. Оба знали, какая пагубная это затея — поднимать сейчас весь табун, бросить стойбище, загоны и, распихав пожитки по торбам, навьючив мешки на лошадей, отправиться неведомо куда. Ведь до сих пор они спокойно жили посреди огромной степи, и даже разрывы бомб и грохот пушек сюда почти не долетали, а от судьбы своей все равно никуда не уйдешь.
Андраш Буйдошо стоял неподвижно.
— Пора за дело приниматься, скоро полдень.
— Я не буду перегонять табун, ваше благородие. — Маленький пастух вскинул голову. — Я не буду.
Оба его сына стояли в нескольких шагах от них, слушали, переводя круглые от удивления глаза с отца на господина Вереша, и облегченно вздохнули, когда отец их сказал: «Я не буду».
Муниципальный советник Вереш только рукой махнул.
— Зря вы это, Андраш, все равно что против ветра плевать. Приказ ведь.
Он повернулся, обвел взглядом жеребят, лошадей — табун сильно поредел, и покачал головой: и тут война сколько бед наделала, черт бы ее побрал.