— Да… да… — Он сглотнул и уставился в тарелку. — Вчера… гм… вечером, когда я…
— Чего там, бросьте… все равно мне было некогда, — махнула рукой девушка.
— Но я ждал, — сказал Ковач.
— Ждали? Боже мой, я ж просила передать, чтобы вы не ждали, — защебетала девица, она полчаса прождала Ковача и, так как тот не пришел, почувствовала, что есть какие-то препятствия, которые ей необходимо преодолеть.
Впрочем, она была растерянна не меньше Ковача. Она ощущала чарующее действие миллиона, жаждала хоть что-то урвать для себя, но как? Женить этого кадра на себе? Нет, дохлое дело, жена у него наверняка есть, притом миллион-то всего один, на целую жизнь недостанет, глазом не успеешь моргнуть, а его уж нет, зарабатывает же этот тип, по всему видно, гроши: начало лета, а он темный шерстяной костюм напялил, вспотел вон весь, лучшая его одежка, факт.
Отметив все это, девица прикинула: живет она в коммуналке, комната у нее отвратительная, северная, на квартиру скопила пока всего лишь десять тысяч — хорошо бы у него на квартиру выманить. Квартира — лучшее приданое, если она есть, все тебе нипочем, делаешь, что душе угодно, можно и замуж тогда, а можно и так, была бы с холлом, с ванной, где-нибудь в Буде… Конечно, и обставить приличненько, но то уж не сразу… Насколько же краше, думала она, насколько шикарней выглядела бы я, если б утром шла на работу прямо из ванны, собственной ванны, и все б мужчины меня замечали, не только такие, как этот голодный, косматый, очкастый миллионер, но и какой-нибудь инженер или врач, вполне ведь возможно, из знакомых коллег не меньше пяти удачно вышли замуж.
Но лечь с ним сейчас, сегодня же? Разойдется, как пить дать, разойдется, состояние с ней промотает, вместо того чтобы… Эх, вот гадость-то, думала девица, надо бы сказать ему сейчас, было бы проще и честнее, что давай, мол, начистоту, ты мне — сто тысяч, и я буду твоей любовницей месяц… два месяца… или пятьдесят тысяч… фу…
Спустя несколько дней, когда Ковач потратил уже свои десять тысяч, как-то после обеда, — жены дома не было, — он обшарил ее шифоньер, нашел сберкнижку — там недоставало уже восьмидесяти тысяч — и сунул ее себе в карман. Обнаружил и тысячу наличными, отложил жене сотню и ушел из дому.
«Оставлю ей половину, — думал он о жене, — хватит ей половины, это огромные деньги, пусть делает с ними что хочет, тратит на дом, на хозяйство, но другая половина моя, она нужна мне».
Он был с похмелья и дурно настроен. Пока не кончились его десять тысяч, Ковач ежедневно напивался, хотя не очень-то любил спиртное, и блаженный дурман ускользал. Ковача воротило от себя самого, стоило ему вспомнить о жалких усладах предыдущего вечера, о жалкой клетушке в коммунальной квартире, где жила девица из эспрессо и где надо было ходить на цыпочках, так как от семьи, обитающей рядом, ее отделяла только дверь. К девице идти не хотелось, он взял такси и поехал на Маргит-сигет, заказал в «Гранд-отеле» номер, бросился на кровать и вперил взгляд в потолок. Нет, все то, что он до сих пор делал, — чепуха. Пресная, за деньги любовь, — да какая там любовь! — голод по другому, чужому женскому телу, несхожему с надоевшим, одрябшим телом жены. Влюбиться бы… поездить по разным местам… встретить кого-нибудь в поезде, таинственную красотку, покорить ее сердце…