Никто даже и не удивился чрезвычайно быстро прибывшей бригаде, никто ни разу не возразил, когда, всех растолкав, они поспешно погрузили меня на свои носилки, а кто-то из товарищей даже оказал содействие, придержав мою брыкающуюся ногу. Один из фельдшеров напомнил мне лицом охранника на входе в Айсберг.
Постаравшись из последних сил хоть как-то обуздать свой пароксизм, я отчаянно стал сопротивляться моей транспортировке, но мое барахтанье было тут же усмирено фиксирующим ремнем. Никто из присутствующих не сомневался в том, что мне хотят помочь.
– Разо… кхм, разойдитесь, – распорядился ублюдок, провернувший план моего захвата, – ему нужна помощь.
Меня затащили в машину и повезли. Буквально на втором повороте я услышал пронесшийся мимо звук сирены другой бригады скорой помощи.
– Уф, еще бы немного, и не успели, – послышался облегченный баритон водителя, – пришлось бы объясняться.
– Да, – протянул сидящий рядом с ним, – оперативненько, однако. Надеюсь, не поднимут шумиху о нашем преждевременном прибытии.
– Исключено, – отрезал провокатор моего приступа, – наши вот-вот придут и все уладят, наши, кхм-кхм… придут, кхм, и все… Исключено. С внутренней стороны уладят. С внутренней. Главное, чтобы на публике не возникло недоразумений, главное. Но, кажется, все обошлось, кхм…
Меня продолжало трясти. Я прикладывал титанические усилия, чтобы противостоять тетаническим судорогам тела. Машину скорой то и дело точно так же потряхивало.
– Эй, – рявкнул дипломат, – ак…ак!.. Аккуратнее! Не картошку же везешь!
– Я аккуратно еду, – огрызнулся в ответ водитель, – это с трансмиссией что-то не в порядке. Не могли поновее машину напрокат взять?
– Эта из новых, – возразил дипломат, задумчиво разглядывая меня. Внезапно над его головой, в тон моей судороге, резко и со сдавленным скрежетом просела крыша.
– Быстро вколите ему диазепам… зепам! – взревел он напарникам, – надо купировать приступ, иначе он нам все тут разнесет!
Я ощутил холодное и грубое прикосновение к сгибу руки, и буря сейсмического волнения стала тихнуть и извиняющимся эхом растворяться, пока магнитуда моего телотрясения не упала до нуля. Мышцы обмякли, зрачки расфокусировались. Я рухнул во тьму, в загребущие объятия медикаметозной комы.
Глава 13. Личное пространство
Очнувшись, я продолжал держать глаза закрытыми. Частоту дыхания старался не менять. Ни рука, ни нога, буквально ни один волос на голове моей не шевельнулся, но, в то же время, я уже вовсю ощупывал площадь комнаты, брал на заметку контуры и приблизительный вес наполняющих её предметов, заглядывал под респираторные маски присутствующих мужчин и под подол халата находящихся здесь женщин. Взвесив на одной стороне весов мою физическую силу, а на другой – коэффициент массы, прочности и гибкости всех компонентов, лежащих в основе операционного стола, на котором лежал, вместе со скоростью реагирования хирургов и предположительной величиной их противоборствующих мне, в случае чего, усилий, я пришел к выводу, что обречен.