Терять было нечего. Мои глаза распахнулись, и тут же сощурились от резкого света прожекторов, что нависали над операционным столом. Все участки тела, которые могли использовать себя как рычаг, были зафиксированы ремнями. Возле меня стоял старый знакомый, герр Полкомайзер. Он неотрывно наблюдал за моим лицом.
– Доброе утро, – бодрым голосом воскликнул он, – как спалось?
– Слишком хорошо, чтобы позволить вам над этим издеваться, – разлепив пересохшие губы, произнес я, – но слишком нежданно, чтобы мне вас за это благодарить.
– Ты посмотри на него, он шутит, – изумился нейрохирург, обернувшись к остальным. Все они стояли в безмолвном напряжении, с профессиональной готовностью сведя руки перед собой в замок, – напугал студентов в институте, учинил беспорядок на автомагистрали, а сейчас лежит в преддверии самого знаменательного шага своей жизни и… шутит.
– В самом деле, для убедительных показаний мне стоило бы заплакать, – согласился я, взвешивая уровень своих внутренних резервов. Мозговые ресурсы были исчерпаны, в крови отсутствовала глюкоза, а печень требовала гликоген[32], схватив в заложники незаменимые аминокислоты. Витающих вокруг себя кладовок с запасами питательных веществ я точно так же не почувствовал. Я прибыл сюда совершенно пустым. И судя по их неизменившейся с прошлого раза униформе, они прекрасно догадывались, что на данный момент я истощен. А значит, и бессилен.
– Жду не дождусь того момента, когда вам придется объясняться перед законом. Похищать людей и оперировать их против воли запрещено.
– Не могу не согласиться, – охотно поддакнул он, выставив перед собой ладони, – и даже не буду возражать. Но только до тех пор, пока мы не станем выяснять, что есть закон.
Подобрав под себя полу халата, он уселся на край операционного стола.
– Закон – это прежде всего способ урегулирования свободной деятельности граждан путем ущемлений, наказаний и запугиваний арестом. Ни для кого не секрет, что не чиновники правят людьми, а единственно их инструмент – закон. Именно он властвует над народом. И это правда, но лишь отчасти. По-настоящему управляют людьми лишь их страхи и другие подобные ему первобытные эмоции, на которые воздействует закон. Стоит ли мне напоминать род нашей деятельности? – пытливо уставившись на меня, спросил он, – ты не забыл, с чем мы работаем? И ведь ты помнишь, что в наших силах управлять сознанием людей. Менять их настроение, предпочтения, вносить свою лепту в их мораль. Все те, кто это в полной мере понимает, уже давно на нашей стороне. На стороне правителей. И конституционное право, в том числе, является одной из наших многочисленных марионеток, которая давным-давно прогибается под наши нужды, что мы, в свой черед, периодически делаем и для неё.