– Ты чего это?.. Это ж не ты, будь собой, – расхохотался он. Его передернуло, он еще раз, сдавленно ухнув, крутанулся вбок, зажевав своим телом кусок скатерти со стола, рукой за которую он непроизвольно ухватился чуть ранее. Посыпались вещи. Я придержал монитор, а под моим взглядом завис стакан с наполовину вылившейся из него газировкой, тут же стекшейся в него обратно, однако среагировать на его детское фото в рамке я не успел. Звук разбившегося стекла заставил друга вздрогнуть всем телом. Я нагнулся, чтобы собрать стекло, но он ухватил меня за штанину. На мой вопросительный взгляд он прикрыл веки и отрицательно качнул головой.
– Оставь здесь все как есть, – полушепотом произнес друг, – так и должно быть… жлно… мне!.. Я вижу!
– Что видишь?
– Тебя, – его челюсть отпала, – твоими глазами… как в зеркале… Вот, опять!..
С неожиданным проворством он вскочил на ноги.
– Я так давно ждал этой погоды, – горячо пояснил он, энергично встряхнув кулаками вверх и затрясши ими так, как мог бы только потерпевший кораблекрушение на необитаемом острове искренне возрадоваться приближающейся подмоге на горизонте, – и я знаю, о чем ты думаешь!
Я недоверчиво сдвинул брови.
– О чем же?
– О том, что не могу знать, о чем ты думаешь, – он рассмеялся как-то немного по-злодейски. Затем подскочил к окну, высунулся чуть ли не наполовину и…
– Я знаю, о чем вы думаете! – раскатисто и даже немного угрожающе проревел друг. Я схватил его за плечо и повлек обратно в комнату.
– Успокойся! Скажи мне лучше, что ты чувствуешь?
– Я чувствую всё! А ты пришел… ко мне… пришел, – залепетал он, рожая некое открытие, – чтобы…
– Так, – подначил его я, кивком поощряя продолжать. Краем всевидящего ока заметил идущего к нам в комнату отца и второпях опрокинул на кухне часть посуды. Шаги замерли. Чертыхнувшись, отец пошел обратно. – Я пришел, чтобы?.. Ну?..
– …чтобы я… ты пришел, чтобы я… был здесь… а ты… а ты опять это зеркало…гм, – отрешенно задумался он, – ну да, ну да… Мне нужно на нее посмотреть! – вспомнил он, но вновь осекся, наяву охваченный некой мыслью. На его глазах выступили слезы. По-настоящему. Это были неподдельные, искренние слезы. Через некоторое время он угомонился, утерся рукавом и уже более остепененным взглядом стал осматриваться вокруг себя.
– Это было круто, – тихо произнес он, – но мучительно. Сначала будто ослеп. А потом понял, что страстно жду. Но в то же время не знал, чего именно жду. Не знал, что нужно. Терялся. Трясло от тяги к действию. Такой мощный прилив сил. Драйв. И никакой возможности использовать их, направить. Чувствовал себя дергающимся из стороны в сторону мотыльком, что сгорает в огне бессмысленности своих деяний. Это беспокойное страдание, но сладкое…