– Да, – поддакнул я, – тем более я давно уже хочу перекусить, если вы не против.
– Что-то я тоже проголодался, – подхватил парень с телефоном. – Кто со мной в столовую? Обсудим это влияние на атмосферу за столом?
Все, кроме главы третьего уровня, одобрительно загомонили, всецело поддержав идею. Нейрохирург что-то пробурчал про молодежь и неверную расстановку приоритетов, но его уже никто не слушал. Я же пошел к своей сумке, предвкушая осуществить трапезу прямо здесь. Извлек контейнер, напичканный простой, но от души насыщенной нутриентами[22] пищей. С нетерпением открыл, навострил нос, но запаха почему-то не учуял. Поворошив пластиковой вилкой содержимое контейнера, я выудил на поверхность курицу и пришел в ужас. Бледная, распадающаяся на волокна масса, напрочь лишенная аромата, мало походила на тот сочный ломоть куриной грудки, который я клал буквально несколько часов назад. Макароны же походили на клейстер, точно так же потерявший весь свой насыщенный вид. Раздосадованно захлопнув контейнер, я оглянулся на единственного человека, оставшегося здесь.
– А могу ли я отобедать в вашей организации?
– Да, – невнятно откликнулся нейрохирург, неохотно оторвавшись от экрана со снимками, – я пойду с тобой. Подожди.
Шагнув к раковине в углу, он начал яростно мыть руки. Зеркало над краном начало запотевать от поднявшегося пара, кожа ладоней жалобно поскрипывала. Губы главы третьего уровня кривились от болезненного удовлетворения.
* * *
Под столовой я подразумевал что угодно, но только не то место, куда мы в итоге пришли. Лучистая кухмистерская, отделанная под ренессанс, могла бы негативно сказаться даже на портмоне какого-нибудь одутловатого чиновника. Но уж точно не на его необъятном брюхе.
Архитектура выражалась в пурпурно-гедонистических тонах, потолок подпирали каннелированные колонны, пилястры и полусферические арки, а на облицованных стенах размещалась поросль диковинных растений. На потолке крепилась на цепи тяжелая, раскидистая люстра, а прямо под ней уже шумела за столом группа исследователей.
Сам же стол, широкий и прямоугольный, изваянный из мраморных пород, ломился от пищевого изобилия, что достигло критической отметки, немедленно требующей ее понижения. Мои глаза разбегались. Пальцы подрагивали, будто я уже впивался ими в плоть изнемогающего от собственной перенасыщенности соками поросенка. Зубы скрипели, как если бы я уже перемалывал ими подрумянившуюся корочку на ломтях мяса индейки, обмакнутую в голубиный паштет. А соляная кислота в желудке уже вовсю бурлила, нагнетая непреодолимой высоты волну, что обрушивалась на стенки его слизистой, оглушая лакомых рачков, ошпаренных кальмаров, мидий и остальную умело приготовленную морскую живность.