Меня вздернуло ввысь так, что штаны наполовину сползли, гармошкой застряв где-то на коленях. Единственную пуговицу на кожанке слизнуло ветром, та распахнулась и стала истерично развеваться за спиной, как плащ. Весь полет до пиковой высоты стоячего тумана превратился в один короткий, смазанный миг…
Пронесшись над ним, как над каким-то курятником, я стал подталкивать себя дальше по затяжной дуге через подошвы – больше через стальную, декоративную каемку, намертво облегающую сам каблук, так как она в меньшей мере была подвержена распаду в отличие от резины.
Паря со спущенными штанами над вотчиной Айсберга и, борясь с ветром и с подкатывающими приступами страха, я прислушивался к сбивчивым обрывкам алиеноцептивных впечатлений.
Подо мной вырисовывались наброски и куски техногенно уплотненного пространства, общее взаиморасположение которых выдавало небоскреб. Нас разделяла достаточно приличная высота для того, чтобы я смог позволить себе выбрать место для посадки.
Пикируя, я уже немного опытным и отлаженным движением кувыркнулся через голову, выставив ноги навстречу крыше. В этот раз желательно было приземлиться тихо. По мне словно пробежал электрический ток, в костях что-то безостановочно кололо, порой даже неприятно дергало, стреляло, но падение у самой крыши замедлилось так, будто я сошел на нее в развевающемся за спиной парашюте.
Мускулы мелко дрожали, пережив самое страшное потрясение в их жизни. Натянув свернувшиеся на коленях джинсы обратно, я сосредоточенно замер. Камер вроде нет. По крайней мере, характерных уплотнений на стенах я не чувствовал, а прилагающаяся к ним паутина электрических сетей протягивалась чуть ниже, но не здесь. Поблизости угадывалась выступающая припухлость громоздкого люка. Он был наглухо закрыт, стиснут изнутри электронными противопожарными зажимами.
Но мне и не нужен этот люк. Этажи этого небоскреба были ограждены от внешнего мира простыми стеклами. Станет ли каждый раз срабатывать тревога, в случае если у какого-нибудь клерка в горле запершит от духоты, и он потянется приоткрыть окно? Вряд ли.
Дозорный, в чьи обязанности входило неотрывно наблюдать за изображениями с камер, сканирующих все происходящее в левом крыле здания с двадцать седьмого этажа по двадцать второй, пустым взглядом буравил все четыре экрана разом.
Такая уж у него была работа – не позволять себе отводить от экранов взгляд, каким бы бессмысленным он ни был, так как и он сам, в свою очередь, был под круглосуточным прицелом внимания все тех же камер, одна из которых висела прямо над головой. Ведь ее записи потом выборочно, в случайном порядке, каждую неделю просматривались начальником охраны, безжалостным человеком, что не прощает даже простого поворота головы в случае, если сделан он был вне расписания.