Не ошибаюсь ли я? — подумал Михайлов. Может, я так устал, что начинаю бредить, галлюцинировать?
Но если даже и так, я не могу ежеминутно впадать в такое состояние. Значит, если мне сейчас посмотреть в калейдоскоп, я увижу то же, что увидел Скудынь: разноцветные стекляшки, рассыпающиеся в разные узоры, и не иначе? Да и я не настолько глуп, чтобы поверить в нереальное, и не настолько боязлив, чтобы не взглянуть еще раз!
Михайлов положил дипломат себе на колени, раскрыл его, достал оттуда калейдоскоп, но так и не решался сразу поднести его к глазу.
«И всё же, — подумал он, — чего я так боюсь?»
Вопрос остался без ответа.
И вот опять Михайлов отваживается заглянуть вовнутрь, и снова, как в первый раз, всё закружилось, всё слилось, вырвав из неоткуда сначала светлое пятно, потом лирический пейзаж, но это была уже другая картина, хотя так же отчетливо различались звуки. И в этот раз на Михайлов накатила какая-то радость, какое-то непонятное чувство блаженства, прежде не испытанное им.
Он вдруг ощутил себя стоящим на возвышении и неторопливо осматривающим окрестности, восторгаясь при этом всякий раз увиденным.
И вдруг Михайлов воспарил. Открытая местность сменилась каким-то фантастическим пейзажем, который даже отдаленно не мог напоминать земной. Кто-то взял Михайлова за руку и стал увлекать за собой. Михайлов не воспротивился, да и не мог он воспротивится: такой легкости, такой свободы, такой открытости и доверия, такой приподнятости духа он не ощущал ни разу в жизни.
С каждой последующей минутой он находил себя всё более счастливым, всё более восторженным. Это было непередаваемо…
— Леночка, Лена! — громко позвала свою трехлетнюю дочь молодая женщина в сером твидовом костюме. — Иди сюда!
Малышку удержать невозможно. Она такая бойкая, такая резвая. Стоит отпустить её руку — и бежит сломя голову куда глаза глядят. Вот и сейчас, стоило ей зазеваться, Лена, семеня пухлыми, в теплых штанишках ножками уже вырвалась вперед метров на десять, заставив её разволноваться.
— Иди сюда, Лена! — громко и вместе с тем твердо произнесла женщина, не делая даже попытки догнать маленькую шалунью. Но Лена и сама остановилась напротив одной из скамеек, где сидел, как-то странно потупившись, какой-то мужчина. На коленях его лежал дипломат, поверх дипломата — сложенные вместе руки.
Женщина приблизилась к дочери, которая не отводила взгляда от странного мужчины, и тоже посмотрела на него. Глаза того смотрели неестественно, куда-то мимо нее, будто в никуда.
— О, Боже! — произнесла испуганно она и, взяв девочку за руку, потянула за собой.