Мы с ней смотрим друг на друга.
– Все будет хорошо, – произносит она, кивая для большей убедительности. – Все происходит не просто так. Это ведь принесло так много хорошего в твою жизнь. И, как ни противно мне это признавать, для начала Гарри. И Изабель. Они придут в восторг. Кстати, а что насчет Энди? Ты не получала от него вестей после его письма?
– Ни слова.
– Ладно, и хрен с ним. Он больше не имеет значения. В этом и был смысл письма. Чтобы оставить рядом только тех, кто действительно важен.
Дэн и Оливия глядят друг на друга и обмениваются улыбками.
– И конечно, я буду на твоей свадьбе, если меня пригласят, – говорю я.
Глаза Оливии загораются:
– Конечно! Ты забыла о Рождестве, а я забыла о нашей свадьбе.
– Ну и отлично, – замечает Дэн, – это обнадеживает.
Она игриво пихает его в бок:
– Ты знаешь, о чем я. – Оливия переводит взгляд на меня, сияя. – А теперь у меня есть подружка невесты. Ты ведь будешь моей подружкой, да? Или моей свидетельницей? Сама выбери название – любое.
– Значит, я прощена? За то, что не отвечала.
– А ты как думаешь?
– Думаю, я буду твоей самой лучшей свидетельницей.
– О, Дженнифер, – произносит Оливия задумчиво, – ты даже не представляешь, насколько… Полагаю, ты еще не сказала Гарри?
Мой сердце мгновенно делает кувырок.
– С ним ты тоже была в режиме радиомолчания?
– Вот дерьмо, – бормочу я, изучая свой телефон. – Он писал мне четыре раза. Когда вы позвонили, я только включила телефон. Я такая идиотка. И у меня двадцать один пропущенный вызов.
– По-моему, двадцать из них сделала Оливия, – вставляет Дэн.
– Думаю, окажется, что я сделала все двадцать один, – уточняет она.
– Но я не скажу Гарри, пока он не вернется. Мне нужно сказать ему, глядя в глаза. Это слишком важное известие, чтобы сообщать по телефону. – Я просматриваю список пропущенных звонков. – Надо еще проверить голосовую почту. Доктор тоже должен мне позвонить – по поводу результатов последних анализов крови.
– Ох, – хмурится Оливия. – Зачем еще анализы?
Я отмахиваюсь:
– Это просто мера предосторожности. Честно говоря, Оливия, теперь я понимаю Эмили намного лучше.
– Эмили? Почему?
– Потому что я думаю, что многие мои симптомы могли быть психосоматическими.
– Ой, прекрати. Твой случай совсем не похож на ситуацию с Эмили. Она просто самовлюбленная королева драмы, которая придумывает болезни, чтобы получить сочувствие. От меня она уж точно ничего не дождется.
– Может, мы смотрели на нее с этой позиции, но теперь я воспринимаю все немного по-другому. В смысле, взять хотя бы меня. Доктор, которому я доверяла, заявил, что я смертельно больна. Я поверила, что больна, и мое тело послушно ответило на это. Почему так же не может происходить и с Эмили?