– Проклятье! – он встает и вытаскивает из заднего кармана брюк звонящий телефон. Подносит экран вплотную к лицу, затем отодвигает на расстояние вытянутой руки.
– Это она.
– Кто?
Энди вздыхает:
– Элизабет. А кто еще? Что мне делать?
– Поговори с ней.
– Но что мне ей сказать?
– Не знаю! Попробуй сказать правду, если еще помнишь, что это такое.
Он закрывает глаза, будто не желает видеть свое отражение в экране, и снова садится на диван.
– Да, дорогая, – отвечает он на звонок, съежившись.
Я слышу звуки пронзительной тирады в ответ. Энди слушает, приглаживая рукой растрепанные волосы, и время от времени вставляет: «Прости, прости…»
Я выхожу из комнаты, чтобы дать им возможность поговорить наедине.
Но через долгих пять минут вспоминаю, что вообще-то это мой дом и я могу находиться там, где захочу. Поэтому я возвращаюсь и встаю перед Энди, скрестив руки на груди и таким образом намекая, что пора закругляться с разговором.
Энди глядит на меня и одними губами произносит «извини», указывая на телефон в руке и закатив глаза. А затем на его лице возникает выражение неловкости и испуга.
– Я с Дженнифер, – бормочет он. – Ничего! Ради Бога, она умирает. Думаешь, я всех обхаживаю?
Я решаю, что пора ему бронировать комнату на «Аirbnb».
– Думаю, тебе лучше уйти, Энди, – говорю я.
Энди поднимает указательный палец – мол, еще минуту.
– Слушай, я возвращаюсь домой. Ладно? – Он смещает телефон от уха ближе к губам и добавляет: – Перестань плакать, дорогая, все в порядке. – Его голос снижается до шепота: – Да, да. Я обещаю вести себя хорошо. Обещаю… Да. Я все удалю. На самом деле я уже все и удалил. Да… Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Ты для меня единственная.
Он оборачивается ко мне с выражением, как бы говорящим: «А что я могу сделать?»
Для начала он мог бы уйти. Мне все это не нравится. Я не хочу быть посвященной в его изворотливую ложь, не желаю наблюдать за его уловками. И без разницы, что на другом конце провода Элизабет – женщина, не проявившая ко мне сострадания. Она все равно заслуживает моего сочувствия, потому что попалась на эту херню.
Наконец Энди заканчивает разговор и неловко поднимается, потирая шею.
– Тебе наверняка радостно будет услышать, что я еду домой, – сообщает он.
Мои руки по-прежнему сложены на груди.
– Значит, она пустит тебя обратно?
– Похоже на то.
Энди самодовольно выпрямляет спину, его краснощекое, недавно несчастное лицо теперь светится от триумфа.
И, несмотря ни на что, я ощущаю искреннюю жалость к Элизабет.
Надо же так бояться остаться одной, что мириться с обманщиком. Вот в чем беда с ненадежными мужчинами: ты цепляешься за времена, когда они были милыми, веселыми и трезвыми, и прощаешь их.