Пока я сижу, обдумывая возможности, звонит мой сотовый. Я гляжу на экран, потом снова.
Это Гарри.
Я серьезно.
Это ГАРРИ!
Я искренне верю, что независимо от того, сколько вам лет – двадцать три, сорок три или восемьдесят три, когда дело доходит до сердечных дел, вы мгновенно становитесь подростком.
– Алло? – произношу я небрежно, как будто понятия не имею, кто это. Как будто я не сохранила его номер в своем телефоне.
– Салли? – спрашивает он.
«Не паникуй», – велю я себе. Он имеет в виду меня. Гарри звал меня Салли в честь моего любимого фильма[21]. Дело не в том, что кто-то из нас похож на Билли Кристала или Мег Райан, просто однажды я убедила его посмотреть этот фильм вместе в канун Нового года. Затем еще раз, в следующий канун. Это могло бы стать традицией, но нам удалось протянуть вместе только два года.
– Гарри? – Я стараюсь придать голосу удивления.
– О, дорогая. Я так рад слышать твой голос. Что, черт возьми, с тобой случилось?
– О Боже, Гарри, – это все, что я могу выдавить. Я уже размякла. Вот что он со мной делает. Просто проникает в душу, и мне хочется заплакать от благодарности лишь за то, что он назвал меня Салли… Я сажусь прямее и беру себя в руки. Я не должна позволять себе никаких ожиданий. Может, Гарри просто привык называть меня Салли? Хотя вполне мог бы обратиться в своем обычном стиле: «дорогая», «милая» или «золотце». Как однажды сам признался, он использовал эти варианты, потому что знал так много женщин, что не мог запомнить всех имен. Мне приятно, что он помнит Салли. Словно это был искренний знак привязанности.
– Я бы позвонил раньше, но меня не было дома. Я только что получил твое письмо. Черт, милая! Я этого не ожидал.
– Да. Мне жаль, что я тебя расстроила.
– Это мне очень жаль. Три месяца! Это ужасно.
– Ну, теперь меньше.
– Как ты, если это не слишком глупый вопрос?
– Более-менее. Сегодня более.
– Рад слышать. Не уверен, что это утешит, но когда у моей тети была какая-то форма рака, не могу вспомнить какая… она угасала, но держалась великолепно… буквально до последнего момента. Если бы не знать, по ней было не видно. Она мирно умерла на руках у мужа.
– Спасибо, – говорю я. – Странным образом, но это обнадеживает. В любом случае давай сменим тему. Расскажи мне о себе. Ты в порядке?
– Да, хорошо. Все то же самое. Ну, ты знаешь. Работа-работа-работа.
Я думаю: «Расскажи о Мелиссе», но он говорит другое:
– Слушай, давай перейдем к делу. Прости, что я причинил тебе боль, и, если быть до конца откровенным, я тоже сожалею о нашем разрыве.
– Правда?
– Конечно.
На секунду повисает тишина, и я пугаюсь, что он сказал то, что хотел сказать, и на этом всё. «Скажи это! Скажи, – приказываю я себе мысленно, – пока не струсила окончательно».