– Ну, может, мышка какая-нибудь? Зверечек мелкий?
– Не, на кошку похоже… Или… Или на ребенка… Вот! Слышишь?
Писк послышался откуда-то из малинника. А то и дальше.
– Что-то слышу. Кошка вроде.
– А если нет? – странно посмотрела Янка.
– Дитё? В малине? – изумилась Мурка. – Да ну тебя. Кошка там ходит, кота зовет. Неужели не узнаешь?
Мяуканье правда было странноватым. Но вполне себе кошачьим, настойчивым и жалким. То на один ноющий слог, то на несколько. Мурка встала и позвала:
– Кис-кис-кис! Кисенька! Иди сюда!
Мяуканье стихло. Мурка подождала, пожала плечами и пошла за дом в кустики, собирая на сапоги густую сверкающую росу. За домом в теньке было холодновато и мрачно, поэтому далеко она не пошла, струсила. Присела у кучи скошенной травы, зажурчала. Замерзла. Показалось, что кто-то со стороны леса или из соседских руин в кустах подглядывает и ухмыляется. Мурка вскочила и, одергивая подол, скорей пошла на солнышко к Янке:
– Ну что? Мяучит?
– Тихонько только… И мне кажется, что не мяучит, а пищит. Может… Может, это все-таки не кошка? Ты ж позвала, а она не пришла?
Мурка еще покискала. Мяуканье опять затихло.
– Ну, вот видишь, – нервно сказала Янка. – Кошки к тебе не то что на кис-кис, они к тебе так, сами как ненормальные лезут, а тут – нейдет. Значит, не кошка! Пойдем, посмотрим?
– Ну, пойдем, – неохотно согласилась Мурка. Плевать на кошку, у кошки свои дела, вопли по делу и без, а вот Янку жалко. Что-то она сама на себя не похожа. – Надо одеться только, а то обдеремся все в этой малине…
Влезая в джинсы, она поправляла карманы – и наткнулась на рысий коготок. И, чтобы не было так страшно, скорей надела на шею и спрятала под футболку. Показалось, что шаман Ангакок усмехнулся где-то далеко-далеко на севере, а снежный мальчик проснулся и повел вокруг черными каменными глазами – вот-вот увидит! А ну и пусть, ей, городской дурочке, сейчас, в диких лесах Подпорожья, точно нужен присмотр. Но эти черные камешки глаз… Мурка невольно съежилась: а ну-ка, воображение на привязь! На цепь, на строгий ошейник! Нечего тут за нервы хватать! И тут почудилось, что серая невидимая Эля где-то поблизости одобрительно кивнула. Она за дисциплину, ага. Пионерка. Вот только где она, девочка Эля, сама? Нет ее, короче. Хватит воображать.
Углубившись в малинник по промятому вчера ходу, стараясь не шуршать, они с Янкой двинулись вглубь, раздвигая тяжелые мокрые ветки и крапиву. Рукава и штанины жадно впитывали ледяную росу, противно липли к телу, по спине скользким ужиком ерзал страх. Громко каркнув, со старой корявой яблони за забором сорвалась ворона и, тяжело и будто с досадой махая крыльями, полетела в лес. Противная птица, зловещая. Чтоб не было так нервно, Мурка начала срывать ягоды и бросать в рот. Они почти не имели вкуса. Ноги немели под коленками. Мяуканье слышалось все ближе. Котенок, не кошка? Слабое какое-то, странное мяуканье – на миг она даже услышала в этой тоненькой жалобе не писк, а детский плач. Так совсем маленькие детки пищат, новорожденные… Малинник внезапно оборвался: неглубокая канава, за ней – черный, сырой от росы забор, дальше – темный, теневой стороной, лес. Писк раздавался из канавы. Янка вдруг глухо вскрикнула: