– Яна. Яночка. Ты мне объяснишь? Ты мне расскажешь?
Янка всхлипнула и сказала:
– Меня папа ремнем лупил за это… Ну, за то, что я хороню кукол. А потом и вовсе перестал их покупать. Но я, если их находила, ну, ничейных, выкинутых, все равно хоронила… Жалко же… Но на самом деле… Это не игра была.
Мурка затаила дыхание и зачем-то схватилась за коготок на шее. Янка судорожно вздохнула и попросила:
– Ты только никому не говори… Помнишь, я обещала рассказать про сестричку?
– Конечно, помню, – Мурка как сейчас вспомнила тесную примерочную и короткие обмолвки Янки. Отпустила коготь и покрепче обняла Янку. – Ты что-то ужасное помнишь из детства?
– Да. Вот слушай… Помню, мать осенью зачем-то повезла меня на дачу. Голые деревья, пустые дома. Мать была толстая, неуклюжая, ей было трудно нагибаться и топить печку… Мы там зачем-то прожили несколько дней, и каша на воде была такая невкусная, что я ею давилась, а мать меня била. И еще весь хлеб от сырости заплесневел. Потом у матери заболел живот. Болел и болел. Она вынула какие-то таблетки из сумки, но не сама стала пить, а дала мне полтаблетки, сказала, что так надо. Снотворное, наверно, потому что я выпила и потом не могла голову оторвать от сырой подушки. От окна дуло, и я мерзла, все время просыпалась, но не могла шевельнуться… Я помню обрывки: день, серый свет, а мать, тяжелая такая, ходит и ходит по комнате, пол скрипит, а она подвывает… Вечер, темно за окнами: она стоит на четвереньках на мокром черном полу и качается… А ночью… – Янку заколотило, и Мурка обняла ее крепче: – Я глаза открыла и вижу, что на полу лежит какая-то грязненькая, голенькая крошечная девочка и шевелит ножками и ручками. У нее выпяченный такой, дрожащий животик и на нем что-то сизое болтается, как будто червяк из животика вылез… Живая, ей холодно на мокром полу… А от двери дует. Девочка разевает ротик и чуть слышно пищит. Я хочу встать, забрать ее, но на меня будто навалилось что-то тяжелое. А мать приносит громадную подушку и придавливает ею эту голенькую девочку. Прямо коленками встает на подушку. И плачет, но лицо у нее как из камня… А мне снится, что это меня придавили. Потом, утром… Утром я уже могла встать и подсматривала в окошко, как мать копает глубокую ямку под сиренью и потом осторожно кладет туда какую-то закутанную с головой куколку, я еще подумала, откуда тут на даче мой городской пупс… А потом вспомнила про девочку на полу и про подушку. А мать закопала, все заровняла, воткнула в землю какие-то цветочные луковицы… Вернулась в дом – я притворилась, что сплю. А она растолкала и заставила еще полтаблетки выпить… И я опять уснула. – Янка жалобно посмотрела Мурке в глаза. – Мне иногда кажется, что я все еще сплю и смотрю этот сон про девочку-куклу…