– Страшно…Ты думаешь, мне тут не противно? Вон смотри, даже богиня у нас сегодня какая тощая, противная… Не, никто нам не поможет…
– И настоящая мама – это, наверное, тоже фольклор…
– Не ной, Маруська. Ну какой фольклор, что, ты не из бабы выпала, что ли? Только нам с тобой курвы какие-то вместо матерей попались… Ой. Слышишь?
– Сильнее орут, ага, – согласилась Маруська и всхлипнула: – Вроде, что мать Семирамиду гадюка укусила… И еще кого-то… Гадюки сбежали, что ли?
– Да нет, не это слушай… Не как эти дуры наверху кричат. Ну их, пусть хоть все передохнут… Ты тут слушай. Тут. Вверху…Чирикает что-то.
Мурка тоже прислушалась. И это было не чириканье, нет. А щелчки фотографического затвора. И еле слышное гудение маленьких пропеллеров дрона.
– Наташка, смотриииии, – протянула Маруська. – Это такая искусственная ворона, что ли? Какая штука… С огонечками. Давай убежим, а?!
– Поздно, – откуда-то сверху сказал Швед. – А ну сидеть, зассанки, и не шевелиться! Ты, которая справа, венок свой поправь! Сделай красиво!
И фотоаппарат защелкал снова.
1
Вся голая, лишь в позолоте и альпинистской обвязке, Мурка, дрожа от холода и стыда, стояла на битых, крошащихся кирпичах полуразрушенного барабана одной из главок церкви и крепко держалась за кривую березку, которую еще утром приметила с края леса, когда впервые смотрела на поганый «Цветочек». Сейчас там тоже было на что посмотреть. Далеко внизу полуголое бабье металось между тускло освещенных вагончиков, кто-то визжал: «Гадюки, гадюки, вон поползла», кто-то орал: «Сыворотку, сыворотку скорее», кто-то кого-то, причитая, куда-то волок. А здесь была только ночь и звезды. Пространство воздуха и ландшафта вокруг, очень холодное. Синее пространство внизу, с далекой-далекой травой на самом дне. Ну, и спасители.
– Укус гадюки не смертелен, – сказал Петя, аккуратно, без спешки разматывая трос.
– Это если не в шею или лицо, – ответил Андрюша.
Им обоим надо было смотреть на свое снаряжение, на всякие там веревки и карабины, но их взгляды все время возвращались к липкой позолоченной Мурке. Их самих во тьме, как и Шведа, было почти не различить – черные комбинезоны, черные балаклавы, все пригнано и подогнано, ничего не блестит и не звякает. Это только Мурка стояла и сияла с вышины на всю округу. В свете звезд, ага. И трех пар мужских глаз. А вокруг летал, помаргивая огоньками и зудя, добросовестный дрон.
– Это вы гадюк выпустили? – дребезжа на ночном ветерке, спросила Мурка. Губы еще плохо расклеивались – но тряслись.
– Не, мы на территорию не совались, там камеры, опасно. Так, через забор накидали, – застенчиво сознался Петя. Голос его звучал все-таки нервно. – Часа два все в поле ловили, даже Яна одну поймала. А Дмитрий Гедиминович – пять. Он нас всех и научил. Это не страшно. Ну, почти. На всех – девять штук, ага.