– Вроде. Только не гостиница. А секретный бордель.
– Так оно даже и лучше! А ты-то откуда знаешь?
– А вот знаю. Видел, как подъезд вычистили? Пароочистителем отмывали. – Нет, это правда все во сне. Это только во сне можно разговаривать с отцом про бордель. – Дорогое заведение.
– Ты что, там подрабатываешь? – резко повернулся отец.
– Не гожусь. – Мурка едва удержалась, чтоб не сказать правду, мол – да, картиночки рисую. – Ты на меня посмотри. Я не товар.
– Плюгавенькая, да, – успокаиваясь, кивнул отец. – Мать твоя курила, сучка, когда тебя носила, таблетки всякие жрала… Я думал, ты без глаз родишься… Ну, что там? – Он решительно шагнул к облезлой двери и рывком ее распахнул. Замер. Потом выдохнул: – Verfluchte Hexe… Катька… Фу! Мать-перемать…
– Пап, давай уйдем отсюда, – взмолилась Мурка. – Вон пакет с белым узлом бабкиным заберем и уйдем.
– Нет, – отец с порога смотрел в сумеречную комнату. – С этим ж надо что-то делать… Сюда даже уборщиков не вызвать… Хотя… Это ж… Просто старый… Хлам.
Ага, хлам. Мурка не хотела подходить. Хотела – выскочить вон и убежать на солнечную сторону улицы. И никогда не возвращаться. Но подошла и из-за локтя отца посмотрела в сумрак – и снова дернулась.
Посреди комнаты стояла девочка в парике с громадными синими, пыльными бантами. В платье, как у Мальвины. Вокруг – игрушки. Много игрушек. Старых и не очень. У стены – старинная детская, с никелированными шариками, расстеленная кроватка с пышными, серыми от пыли подушками. Никель шариков тускло поблескивал из-под аккуратных, пушистых шапочек пыли. Вчера Мурка тоже, как контуженая, смотрела на эти серенькие шапочки – чтоб только не смотреть в лицо девочке, – на черно-белую, крупную фотографию дауна, приклеенную к лицу детского манекена.
Сейчас Мурка разглядела подробности: в распахнутом шкафу с покосившейся дверцей виднелись еще платья, пальтишки, внизу стояли сапожки и туфельки; на полках что-то было разложено в аккуратные заросшие пылью стопочки. На письменном столике у окна – детские книжки, большая ваза с конфетами – конфеты все не влезли, видно, бабка носила их сюда много лет – разложены были парочками по всему столу. Ярко поблескивали новые фантики двух карамелек «раковые шейки».
2
Вчера ей, впрочем, хватило одного взгляда на пыльную девочку в полумраке. Ее трясло так, что, когда она вылетела из квартиры, судорожно заперев за собой дверь, на лестнице – оступилась, упала и разбила коленку. Две поднимавшиеся на работу к Мите нарядные, свеженькие, немного знакомые девки сочувственно помогли подняться и присесть на подоконник. Боль и приторное сочувствие девок заставили Мурку очнуться и взять себя в руки. Она сказала, что все в порядке, хотя джинса на коленке намокла от крови, встала и, хромая, пошла вниз – в аптеку на углу. Можно бы пойти и вверх, к Мите – но уже поздно, дело к вечеру, он встречает гостей. Нельзя. Никто нас не любит просто так – и Митя испытывает к ней симпатию лишь потому, что она не лезет не в свое дело, не мешает бизнесу и просто рисует, что требуется. А если она ввалится сейчас с этим кладбищенским дурдомом в голове, с разбитым всмятку коленом, капая кровью на розовые ковры… Ой, нет. Но на первом этаже из однокомнатной квартиры вышел секретный охранник «заведения» Петя: