Ладно, бабкину судьбу не исправишь. Лишь бы не помнить ее всю жизнь как злобную паучиху. Лучше – как девочку Элю, с которой не удалось даже поговорить. Тогда будет не так страшно, а просто грустно.
А пока – жуть. Вокруг – тоже. Тут гадюки и страшный темный лес. Нет, чтоб куда-нибудь поюжнее, повеселее… Надо скорей повидать мать, все спросить и умчаться в город жить дальше. Город – понятен. Природа – пока не очень.
– Да все нормально. Просто мне здесь лес не нравится, – Мурка посмотрела вокруг, потому что в ясные и добрые Янкины глаза смотреть было стыдно.
Посмотрела – и снова ужаснулась: какой космический лес! Елки и сосны, исполинские, утыкающиеся черной хвоей в серое небо, стояли вокруг густо, вплотную к обочине. Ни кустарника, ни мелких деревьев под ними не было – такие громадины никому внизу не дадут выжить, все солнце сами сожрут и все вещества в почве. Этакая силища природы наводила жуть, и даже Швед рядом с серыми или буро-рыжими, в два обхвата могучими колоннами стволов казался гномиком.
– Да, мы тут – жалкие горожане, – Янка тоже смотрела на лес со страхом. – Я такого леса и не видела-то никогда. Жуть. Как в ужасной сказке. А эта дорожка – да прямо куда-то к Бабе-яге в Тридевятое царство.
Дорожка и впрямь вела в другой, не их, мир. Для этой остановки они свернули со старого, в выщерблинах и ямах асфальта на начало лесовозной грунтовки, уходящей в зеленую тьму под елками. Видно было, как в темном зеленом туннеле цепочкой поблескивают в колеях длинные лужи. Следы колес больших машин были давно заглажены дождями, кое-где сквозь них пробивались мелкие, как иголочки, бледно-зеленые травинки. Гулять по этой дороге не хотелось, нет. Даже от машины, большой и теплой, отходить не хотелось. Где-то далеко монотонно орала какая-то птица. Вдруг послышался скрип открываемой тяжелой двери – вздрогнул даже Швед.
– Ой, – побледнела Янка.
Скрип раздался снова, и стало понятно, что скрипит высоко над головами.
– Деревья скрипят, – объяснил Швед и пришлепнул комара на щеке. – Кажется, я в детстве такое слышал. Природа.
– Жутко, – сказала Мурка.
– Зато какая фактура, – Швед полез в багажник и вылез с фотоаппаратом. – Девки, дайте хоть фоны поснимаю… Зловещие какие… А мох-то, мох! Как борода у лешего!
С еловых веток, с сосновых сучков свисали бледные космы мха. Почти все нижние ветки деревьев облепил серо-зеленый чешуйчатый лишайник. Мурка зачем-то сунула руку в карман джинсов и сжала в кулаке рысий коготок. Здесь, среди леса, он почему-то ощущался в ладони маленьким, каким-то детским. Может, это рысенка коготь, а не взрослого животного? Она посмотрела вверх – где небо? Ветер чуть качал вершины, и ей на миг показалось, будто вверху лениво ворочается невидимый, огромный воздушный зверь – длинный-длинный, извивающийся, как червяк. На таких в небе, наверное, катается снежный маленький шаман с черными глазами-камешками…