Хейл посмотрел на меня. Он был таким хорошим! Я не хотела причинять ему вред, но и не хотела остаться без него. Я могла по крайней мере попытаться жить этой жизнью. Я могла попытаться быть кем-то еще. Может быть, это получится.
– Малин, – начал он почти шепотом. В голосе его звучало предупреждение, но настолько размытое, что я едва расслышала его. – Что бы ты ни пыталась придумать прямо сейчас, оставь это. Все будет хорошо.
Я гадала, что такого он разглядел во мне. Сырая одежда, мокрые непричесанные волосы. Зеленые глаза. Такие же, как у Леви…
Хейл подошел как никогда близко к тому, чтобы увидеть настоящую меня. После того, что я ему сказала, он почти мог это сделать. Если я скажу ему правду, будет ли он по-прежнему так на меня смотреть?
Дождь барабанил по крыше пикапа, ритмичное поскрипывание «дворников» отдавалось у меня в ушах. «Сейчас, сейчас, сейчас», – нашептывали они.
Я положила ладонь на его руку. Во второй раз за три года мы вот так прикоснулись друг к другу. Намеренно. Первый был во время вечеринки на первом курсе, когда мы держались за руки в переполненной комнате. Я ощущала, как энергия пульсирует между нашими ладонями. А потом подалась вперед, и мои губы коснулись его губ, мягких и теплых, и наши руки начали дергать одежду друг друга, и я залезла ему на колени, прижавшись кожей к его коже, и это все происходило лихорадочно, в спешке и восторженной дрожи. И это было… правильно.
* * *
Дождь прекратился. Я брела навстречу потокам воды вверх, к темному дому. Прежде чем войти внутрь, оглянулась. Хейл наблюдал за мной из машины, положив одну руку на рулевое колесо. Он дважды мигнул фарами, словно говоря «до свидания». Я знала, что Хейл не уедет, пока я не зайду в дом, поэтому я открыла дверь и долгое время стояла в прихожей, пока не вспомнила, почему сжимаю в руках сумочку Руби и почему оказалась здесь совсем одна.
Последний курс
Открыв дверь комнаты Руби, я подперла ее туфлей. Сумочку отнесла в лес за нашим домом и зарыла в груде мокрых листьев.
Комната Руби была аккуратной и чистой, не считая «ароматных» футбольных бутс, висящих с обратной стороны двери, – после утренней тренировки на них все еще оставалась прилипшая сырая трава. Сморщив нос, я направилась к столу, открыла ящик и достала дневник. Он всегда лежал в одном и том же месте. Руби неизменно следовала своим привычкам.
Я знала, что читать ее дневник было неправильно. Это была моя грязная, неприятная тайна. Я знала, что если Руби проведает об этом, то назовет меня тварью и больше никогда не будет со мной разговаривать.