Он оглянулся на меня, потом снова стал смотреть на дорогу.
– Я рад, что ты это сделала.
Ветер свистел мимо машины, мчавшейся по шоссе на север. Сумочка Руби сползла мне под ноги, телефон молчал. Сообщений от Макса больше не было.
– Расскажи мне что-нибудь, – попросила я, желая переключить свои мысли в другое русло.
– О чем, например? – спросил Хейл.
– Ну… о твоих сестрах. Как у них дела?
Он улыбнулся.
– Что ж… Кори только что заключила помолвку. А Лорен снова вышла на работу. Она работает в архитектурном бюро в городе. Обе они счастливы.
Я ничего не сказала. Должно быть, его семья была одной из тех, где все детали подходят друг к другу и постоянно вращаются под радостную музыку. Вероятно, их проблемы заключались лишь в том, что мама слишком беспокоится обо всем, а папа вышел на пенсию, и теперь ему нужно какое-нибудь хобби.
Улыбка Хейла угасла.
– Ты скучаешь по своему брату? – спросил он.
– Не знаю. Это было так давно, что я едва помню его, – солгала я.
Хейл молчал, сосредоточив внимание на дороге.
– Это я была виновата, – сказала я. – В том, что он погиб.
Я никогда не произносила эти слова вслух. Мне казалось, что некая тяжелая часть меня самой отвалилась и поплыла прочь, и я смотрела, как она исчезает вдали. Я хотела избавиться от этой части себя, забыть ее навсегда. Быть может, Хейл сможет сделать это для меня – спрятать ее в коробку и выбросить.
– Вот только что он был рядом со мной, был жив, а в следующую минуту уже умер…
– Ты не можешь винить себя, – произнес наконец Хейл. – Ты была всего лишь ребенком.
«Всего лишь ребенок». Я так много раз слышала эту фразу от своих родителей в отношении Леви… Их споры становились все более и более жаркими по мере того, как мой брат причинял все больше боли и разрушений. Мать умоляла отца не отсылать Леви прочь, туда, где ему могли помочь. «Он же всего лишь ребенок!»
– Это не оправдание, – ответила я.
После того происшествия никто не спросил меня о том, что случилось. Все сказали, что это был несчастный случай. Я почти ничего не могла вспомнить, все расплывалось, кроме его лица и широко раскрытых глаз – скорее от потрясения, чем от страха. Леви не боялся ничего, даже смерти.
– Иногда мне кажется, что его смерть сломила меня, – сказала я.
– Смерть действует так на людей, – подтвердил Хейл. – Тебе не нужно с этим бороться.
Остаток пути мы ехали в молчании, дождь бил в лобовое стекло, и каждый из нас был погружен в собственные раздумья.
* * *
Мы припарковались у подножия холма. Я посмотрела на дом. Мне нужно было войти внутрь, отпереть комнату Руби и найти ее дневник, но не хотелось вылезать из машины.