Я смотрю в пол. Руби втягивает воздух, что-то соображая.
– Но какое отношение это имеет к нашей с тобой дружбе?
– Аманда намекнула, что… ну, что ты хочешь быть лучшей, и ты ведь действительно призналась, что хочешь быть богатой и популярной.
Руби морщится и кладет ладонь мне на запястье.
– Ты считаешь, что я просто использую тебя?
Я застываю. Тон Руби становится серьезным.
– М, нет. Ты моя дорогая, любимая подруга. Я не выбирала тебя, просто так совпало. Мне нравилось общаться с тобой. И ты единственная, кто был рядом ради меня само́й. Я не чудовище. Я никогда не стала бы изображать дружбу с тобой или использовать тебя, или на что там еще намекала Аманда. Может быть, то, как я поступила с Джиги, и выставляет меня в чудовищном свете, но с тех пор я всячески пыталась искупить это.
Я решаю поверить ей. Другой вариант означает, что меня обманывали в течение четырех лет, а эту мысль трудно переварить. И к тому же в голосе Руби звучит нечто, заставляющее меня думать, что она говорит правду. Я видела ее доброту. Может быть, она и жаждет другой жизни, но я не думаю, что Руби когда-нибудь снова пожертвует кем-то другим ради своей выгоды. Если она и намерена кем-то пожертвовать, так это собой.
Мы еще долго сидим рядом в ее комнате при тусклом свете. И пока она думает о своем будущем с Джоном, я составляю новый план. План, который должен сработать.
Техас, 1997 год
События того дня встают передо мной, когда я засыпаю. Крик бьется в моей голове, пульсирует в моих окровавленных руках, мои нейроны активируются, напоминая мне о том, что произошло. Несмотря на все минувшие годы, чувства, которые я испытывала в тот момент, не выцвели.
Я проснулась позже, чем обычно, и это было странно. Разомкнув тяжелые веки, увидела на часах мерцающие красные цифры – 8:53. В доме было тихо, от окна доносилось тихое гудение кондиционера. Я вытянула ноги к тому месту, где спал Бо, но нащупала лишь складки простыни. Разгоняя сонный дурман, я села. Мать всегда будила меня перед тем, как уехать на работу; запах ее шампуня все еще чувствовался на моей подушке после того, как она поцеловала меня в лоб. Отец делал то же самое, но он всегда уезжал так рано, что я не просыпалась, когда он заходил ко мне.
Приминая босыми ногами ворс ковра, я вышла в длинный коридор, ведущий к кухне. К стенам были прислонены фотографии в рамках, мои родители были слишком заняты, чтобы повесить их. Эти фото стояли так вот уже больше года.
Леви сидел за столом и завтракал. Хлопья хрустели у него на зубах, молоко хлюпало на языке.