– Извини, – говорю я. – За то, что не отвечала тебе.
– У тебя отлично получалось избегать меня. – Он почти улыбается. – И ты сменила научрука. – В его голосе не слышно злости и обвинения, только боль.
– Да, прости.
Я не знаю, что еще сказать.
– Малин, – произносит Хейл, делая шаг ко мне, и берет меня за запястье – легко, нежно. Мне не нравятся отчаянные нотки в его голосе. Я сломала и его тоже. – Я знаю, что это имеет какое-то отношение к тому, что случилось в ту ночь.
Я снова слышу удар и хруст ломающихся костей и смотрю в сторону двора, где обнимаются несколько девушек в белых платьях.
Он сейчас так близко, нас разделяет всего пара дюймов…
– И я знаю, что ты что-то чувствовала ко мне и что нам было хорошо вместе. Это было настоящим, верно?
– В том-то и дело, – отвечаю я, прерывая его и снова фокусируясь на текущем моменте. Вспоминаю, что должна сделать. – Я не способна чувствовать ничего.
– То есть как это вообще?
– Ты не можешь понять, потому что ты нормальный.
– Нормальный? Кто хочет быть нормальным? Нормальность – это скучно, – возражает Хейл. Настойчиво и уверенно. – Почему ты отталкиваешь меня?
– Потому что я ничего не чувствую, – говорю я. Голос мой звучит резко, и эта резкость придает мне уверенности. – К тебе.
Скрещиваю руки на груди и оглядываюсь по сторонам, надеясь, что он сдастся и уйдет.
Спустя несколько секунд я вижу: Хейл принял это. Он подается ко мне и целует меня в щеку, потом отпускает мое запястье и уходит прочь. Это последний раз, когда я вижу его. Та странная энергия, что текла между нами, до сих пор присутствует, но я не хочу ее.
* * *
К тому времени, как мне исполнится сорок лет, я убью пять человек. Но образ лишь одного из них будет преследовать меня.
Макс был слишком хорошим. Джон ненавидел это в нем, ненавидел, что у Макса есть моральный компас. У Макса была счастливая семейная жизнь, родители, поддерживавшие его, любящая сестра. Художественный талант. Внимание Руби. Мое внимание. Джон хотел быть Максом, хотел, чтобы его уважали и любили, но это было не в его натуре. Он пытался скрыть свое истинное «я», и со всеми остальными ему это во многом удалось. Но я увидела его насквозь в самый первый день. Нельзя скрыть злобу. Только не от меня.
Полагаю, что потенциал Джона к тому, чтобы стать хорошим человеком, был уничтожен его отцом. Я знаю, что плохое детство может действительно все испортить. Некоторые из нас избегают этого, другие – нет. Джон был сломлен, Макс – нет. Чем сильнее становился Макс за годы нашей учебы в Хоторне и чем больше он дистанцировался от Джона, тем увереннее становился. Джон больше не мог управлять им, и это доводило его до бешенства. Свою злость и обиду он вымещал на Руби. Он причинял боль тем, для кого был самым близким человеком, потому что знал, что они ему всё простят.