Она секунду молчала.
— Нет, вы говорили со мной на своем языке, — и покинула комнату.
10
Мария Петровна перевертывала Виктора. Татьяна опустилась на колени перед кроваткой и, вся содрогаясь, произнесла:
— Мама, мама! Какая мерзость!
— Бежать надо, дочка. Бежать. И село на тебя в обиде: все думают, качнулась ты к этим, — как всегда грубовато, проговорила Мария Петровна и погладила дочь по голове.
Татьяна, которую и в детстве очень редко ласкала мать, не отнимая головы от ее руки, сказала:
— Ой, нет. Нет, мама. Есть один человек, который все знает.
— Савелий, что ль?
— Нет, я потом тебе скажу.
Несколько дней тому назад Татьяна увидела за плотиной жену председателя сельсовета, повешенного Гансом Кохом. Та, обессиленная, никак не могла взобраться на горку. Татьяна подошла к ней, обняла ее за плечи, поцеловала и помогла ей. Затем некоторое время смотрела ей вслед и пошла через плотину. Тут она и столкнулась с Ермолаем Агаповым, который видел, как она помогала женщине. Он стоял на плотине, расставя ноги, крепко упираясь ими, и как только Татьяна поравнялась с ним, он в упор посмотрел ей в глаза, и глаза их заговорили.
— Верьте мне, дедушка, — сказала она глазами.
Ермолай Агапов отвернулся и тут же снова глянул в глубину ее глаз, затем тихо произнес:
— Много я прожил годков, дочка… и обманывали меня многие, но не с такими глазами, как твои, — и сурово добавил: — До падения только не доводи себя: хитрость надо вести до грани, а через грань хитрость тебя перетянула — пропадать тебе, — и тут же совсем тихо: — В одном доме с ним живешь? Ну и сверши святое дело.
— А что? Что я могу? — она беспомощно протянула к нему руки.
— Убей.
— Я?
— Да. Только, чур, когда знак дам, — и, подняв согнутый, загрубевший палец, погрозил: — Мыслю эту так глубоко закопай, что, если на костре будут жечь, чтобы не откопали, — и пошел в гору, все так же растопыркой ставя ноги.
Татьяна долго смотрела ему в спину, с завистью думая: «Какой он сильный. Как он идет: земля принадлежит ему. «Убей!» — Это я-то? Да как же я смогу? Вот этими руками?»
А Ермолай Агапов, точно подслушав ее мысли круто повернулся и вплотную подошел к ней.
— Я за всю свою жизнь человека пальцем не тронул. Человека, — раздельно произнес он. — А тут — убью, и ты убей.
— Да ведь сын у меня, — почти со стоном произнесла она.
— Сын? А у нас кто? Галчата, что ль? Птенца воробьиного из гнезда выбросить жалко… а сына… дочку… Вон внучка у меня Нинка. Жалко. Да ведь потому и убивают бешеных собак, чтобы детей они не перепятнали.
Вспомнив этот разговор, Татьяна сказала матери: