Дотянул его за рукав к себе в спаленку и усадил на стул.
— Шедевр! — утирая слёзы уже порядком промокшим платком, сказал он. — В редакцию, да? Да ещё с нотами расписано… прекрасно, просто прекрасно! Как додумался только?!
— Ну… само почти, — жму плечами, — немножечко по мотивам одесских беспорядков.
— Надеюсь, ты не… — Гиляровский встревожено глянул на меня.
— Не участвовал! Просто наслышан – изнутри, так сказать.
— Ну и, — я протарабанил пальцами по колену, — знаю, што там немножечко сильное напряжение до сих пор. Такие все, што вроде и улыбаются со всех сторон, но таят. Вот и подумал, што если поулыбать ту ситуацию, а лучше обсмеять, то оно как бы и пар в свисток!
— От супруги моей подхватил? — усмехнулся опекун. — А вообще дельно. Обсмеяв ситуацию, чиновничество сохранит лицо, и можно будет сбросить потихонечку давление.
— Агась! Ну… то есть да. Только да про ситуацию, а не про редакцию!
— А как тогда? — удивился опекун.
— Так… конкурс плясовой, слышали? Я уже не попадаю, потому как хоть и выздоровел почти, но в форму не вошёл, да и вообще.
— Наслышан, — кивнул дядя Гиляй. — Отодвинули?
— Да. Такое себе впополаме – между завистниками и болезнью. Не ждут, словом. А надо! Напомнить хотя бы о себе, што вот он я – зачинщик, и такой весь из себя.
— А может, ну их? — предложил он азартно, потихонечку заводясь. — Я капустник устрою, приглашу творческих людей, ты выступишь. А?!
— Ну… — сходу отнекивать не хочу, потому ищу аргументы потяжелее, — а стоит? Публика эта творческая, так себе меня приняла. То есть не меня, а танцы мои. Такие заметки, што в ранг курьёзов Хитровских, да с такой себе сомнительной славой.
— Ну то есть не ваши знакомцы! — быстро продолжил я, пока он набирает возмущённо воздуха в грудь. — Я за вовсе уж чистую публику говорю. Эстетов рафинированных. А рулят-то они!
— Можно и пободаться! — набычился он.
— Можно, но лично мне и не нужно. Слава эта скандальная, она в двенадцать лет немножечко опасна. Вылезу через ваших знакомых, так и за танцы вспомнят, а там и заклюют! Просто потому што.
— А так, — на лицо сама выползает кривоватая ухмылка, — вроде как через купечество и не страшно. Не лезу в высокие эмпиреи, так сказать, со свиным рылом.
— Ну, — дядя Гиляй задёргал себя за ус, ушедши глубоко в себя, — понимаю твои резоны. Не скажу, что полностью согласен, но я не ты. Другой жизненный опыт, характер, да и возраст, вот тут ты полностью прав. Могут и заклевать, вороны чортовы!
— И деньги! — оживился он, подскочив на стуле. — С этой стороны я ситуацию не рассматривал! Чуть не полсотни купчин, собравшихся тряхнуть мошной, это серьёзно!