Ждать долго не пришлось – нарисовался. Но один, без верных своих…
«Миньонов», — вылезло из подсознания.
— Ты как? — пожимаю Федьке руку. — От сыщицкого ремесла не отошёл?
Ухмылочка в ответ, да такая, што и без слов ясно – куда там отошёл! Продвинулся скорее.
— Ну и славно, — я достал бумаги с именами и адресами нужных людей. — Дядя Гиляй, слыхал?
— Кто ж не слыхал? — удивился Фёдор. — Журналист, а ныне и опекун твой. Вся Хитровка гудела такой удаче! Эк тебе подфартило!
— Не без того! — соглашаюсь важно. — Владимир Алексеевич, это ого! Опека лично мне – так, для документов только. А вот знакомства через него, это да! Он Саньку, дружка моего… слыхал? — сыщик хитровский закивал с пониманием. — Тоже под опеку свою. Его бы и Жжёный Федул Иваныч не против взять, да и как человек ничуть не хуже. Но тут такая закавыка, што Санька всё-таки по художницкой части идёт, а у Владимира Алексеевича с этой стороны возможностей побольше.
— Это, — встряхиваю бумаги, — по опекунской части чиновники. Принюхайся там, может и нароешь чего такого, чем надавить, а? Не для шантажа денежного, а просто ускорить и облегчить, с опекой-то! Как?
— Берусь, — Фёдор важно взял бумаги, — расценки знаешь! Скорость нужна? Тогда доплатить! Сам понимать должен, всех своих тогда на твоё дело. И етим, информаторам платить.
— Не без понимания! — соглашаюсь с ним, незаметно передавая пятьдесят рублей. — И штоб все силы!
Домой, в Столешников переулок, пошёл через Сандуны. Загодя туда узелок с чистой одёжкой, вплоть до верхнего платья, отправил. Потому как ромашка персидская от вошек, это конечно хорошо, но ни разу не полная гарантия.
А так бы оно и ерунда, Владимир Алексеевич сам постоянно притаскивает их домой, потому как чуть ли не через день в трущобах бывает, но перед Рождеством, оно как бы и не тово.
«Не кошерно!» — вылезло изнутри, и я ажно тормознулся. Эт-то откуда?! Вестимо, не кошерно! Рождество, оно вообще как бы далековато от жидовских традиций, а вошки так вообще от любых!
Но в этот раз без пояснялок вылезло, што там и к чему. Тьфу!
Накупался и напарился на целый рубель, да с превеликим удовольствием. А после, розовый и свежевымытый, домой на извозчике. А што?! Можно иногда и побаловать себя. Разомлел после парной так, што и ноги идти не хотят!
Раздевшись, скинул Татьяне шинелку на руки. Я-то не барин, могу и сам раздеться, руки не отвалятся. Но тут такое – воспитательный момент.
Горнишная повадилась было обфыркиваться меня – незаметно почти, по-кошачьи. Ну и так, по мелочи. За столом не сразу чего передать, не услышать и такое всё.