Я сразу заволновался, и на дядю Гиляя этак укоризненно. Люди к такому событию загодя готовятся, а тут так! А?! Безответственность и небрежность, вот как это называется! Ишь, сюрприз у них!
В ванную комнату умываться, да причёсываться. Потом лучший костюм… Санька пришёл, ещё сильней меня заволновался.
Владимир Алексеевич, смотрю, смутился мал-мала. Дошло, што мы с Санькой не из господ ни разу, и это для нас ого! Событие!
— Небось и в деревню послать можно, — страшно округляя глаза, прошипел Санька.
— Кому?
— Да хоть кому! Штоб знали, а?!
— И то! — согласился я. — Голова! То-то разговоров будет! Знают даже если, то через пятые языки и десятые уши, а тут – нате! Фотографическая карточка!
Мы так переволновались, што нас первыми и фотографировали, штоб успокоились. Потом уже Гиляровских и нас с ними.
— Сколько карточек, месье? — поинтересовался фотограф. Мы с Санькой переглянулись, и не сговариваясь:
— Десять!
— По десять каждой! — поправился я, и Чиж закивал.
— В деревню, — начал он загибать пальцы. — Фире с тётей Песей в Одессу, Косте-моряку…
— Ви знакомы с Костой? — фотограф уставился на нас.
Киваю осторожно, а то мало ли…
— Шикарно! — восхитился месье Кац, — а не ви ли таки случаем, автор песни за Косту-моряка?
— Почему случаем? Я вас таки уверяю, обошёлся безо всякого случая!
— Шикарно! Люблю свою профессию за такие вот знакомства!
С фотографированием кота возникли не то штобы сложности, но и немножечко таки да! Кот отказывался сидеть так, как надо, заодно обшипев заробевшего месье Каца. Выход нашла Мария Ивановна, велевшая Наде встать за фотографом.
Кот такой сразу – раз! И насторожился за свою любимицу. Встал на табуреточке, суровый такой, и на возящегося у штатива фотографа – не мигая! Бдит.
Как есть рыцарь котячьего образа, только не из тех, што трубадуры с Дамой Сердца.
Из тех настоящих, которые на стену захваченного города первыми, прикрывая своим щитом товарищей от вражеских стрел, а потом – грабить и насиловать! С поправкой на шерстистость. Надя счастлива-ая! Ушёл фотограф, она кота в охапку, и ну с ним танцевать!
— Контракт, — пояснил потихонечку дядя Гиляй, горделиво пуша усы, — с англичанами подписали.
— Ого!
Опекун только подмигнул, и такой себе счастливый! Куда там Наде! Я удивился сперва, а потом – эге… Люди, они ж почти всё заради детей, а тут – вот. Успех! Ребёнок ещё совсем, а уже счёт в банке и какое-никакое, а признание! Хотя почему какое-никакое? Международное! Загордишься.
Ну и пока все радовались, Мария Ивановна горнишной указаний надавала, да по магазинам отправила. Кондитерским.