— Подруги Наденькины придут, — пояснила она.
Мы с Санькой такие переглянулись, но вздохи при себе удержали. Сталкивались. По одной-две когда, ещё ничего, можно терпеть, но и то… Хи-хи-хи сплошное, шушуканье, да взгляды. Самый дурной возраст, как по мне. Помладше когда, так ещё дети, пусть даже и бабы. Эти… гормоны, да? В общем, не шибко ещё в голову бабское разное бьёт. Постарше когда, тоже ничего – барышни. Дурные ещё, но держатся. Форс блюдут, значится. А эти ни туды, ни сюды! И толпа. Полкласса небось, если не весь.
Мария Ивановна правильно нас поняла. Шагнула сразу, к себе прижала на секундочку, отпустила, да и в глаза.
— Потерпите, ладно? Для Наденьки это очень важный день.
Переглянулись, да и кивнули обречённо. А куда деваться-то? Хоть прихорашиваться не нужно, потому как уже расхорошие.
Минут пятнадцать всего, как Татьяна пришла, и в-жух! Пищат в прихожей, визжат восторженно, Наденьку всю зацеловали-заобнимали, глазами любопытно на нас стреляют.
Дальше – фрагментарно только. Ещё девчонки, ещё… и вот набралась их критическая масса, после которой последовал Большой Взрыв! Э… откуда это?
Пищат! Так, што чуть не голова трескаться начала, как арбуз спелый. В ухи ввинчивается! Чуть не три десятка писклей в одной гостиной.
Наденьку поздравляют, кота потрогать норовят. Потом чай с пирожными да конфетами. Но вот спроси меня, каково это на вкус, так и не отвечу! Этикет потому как.
Ем, пью, и отслеживать всё время надо – как. А ещё – слушать. Они все наперебой, да писклявые! Не вдруг и разберёшь такой говор, ну будто комары над ухом зудят. Бог с ними, но мы же не от себя, а за Надю сидим. И возраст. Не так скажешь, не так посмотришь, не вовремя ответишь – обидка! Мало ли, как это всё потом на Наде скажется?
Отпились и отьелись, так подружки её и осмелели. К нам уже. Кто, да откуда… и знают ведь от Нади, а подробности! Да штоб сами сказали, и мало ли, што только што уже говорил! Повтори лично для неё!
В фанты играли, потом с Санькой рисовали им всякое. Каждой! И пищали, пищали… подпрыгивали, повизгивали, хватали за руки. Вежливо вроде как, но их-то – ого! Даже ого-го! Проводили последнюю гостью, и я сразу в ванную. И голову под воду! Холодную! Вот ей-ей – почудилось, будто пар пошёл. За мной Санька, и тоже – под воду!
Глянули друг на друга очумело, а дядя Гиляй в дверях похохатывает.
— Погодите! — грозится. — Лет через несколько вам такое в радость будет!
— Да ну! — вырвалось у Саньки. И глазами этак недоверие, почти даже и вежливое. Я смолчал, но тоже… глупость же, верно!?