Пользуясь, што опекун в настроении, поделился насчёт нехватки движения и вообще – азартности. Он себя за ус подёргал задумчиво, мысли на морде лица заотражались, и смотрю – улыбка!
— Это, — говорит, — службишка, не служба! В Гимнастическом обществе давно твоими танцами акробатическими интересуются. Инструктором… хм, не обещаю, но с акробатами свести могу. А фехтованием заняться не хочешь?
* * *
— …интересно у Гиляровских, — ещё раз повторила сонная Машенька Елбугова, заканчивая расчёсывать волосы перед сном, — и мальчики милые, хотя и очень стеснялись поначалу. Знаешь, так смешно жидовский акцент изображали! Они, оказывается, летом в Одессе жили. Даже сценки разыгрывали. Как там… Шломо и Рувим, кажется. Будто два жидёнка. Смешно!
— Смешно, — сдавленным голосом отозвалась Лиза, — спи!
Из редакции Владимир Алексеевич вернулся сильно нетрезвый и немножечко злой.
— Не смотри! — погрозил он пальцем супруге. — Тот случай, когда и не хочешь, а надо!
Опекун завозился тяжело, скидывая пальтецо в руки Татьяне. Затем попытался присесть, штобы снять запачканные в апрельской грязи галоши поверх ботинок, но ощутимо покачнулся. Хмыкнув смущённо, он опёрся о стену, выставив вперёд ногу, и горнишная сноровисто помогла разуться.
Ужинать он не стал, но отплескавшись в ванной, и вдоволь наоравшись под холодной водой, сел потом пить с нами страшенной крепости чай, морщась при каждом глотке. Взад отрезветь хочет, значицца, для ясной головы и полного понимания.
— Сорока на хвосте принесла, — отпившись и отморщившись, начал он тихохонько, — вокруг наших мальчиков начались половецкие пляски. Вот… решил проверить.
— Так што вот! — дядя Гиляй неожиданно стукнул ладонью по столу, отчего посуда отчаянно задребезжала, а чай плесканулся из фарфоровых чашек. — Ты как, готов к экзаменам?
— Готов, — ответила за меня Мария Ивановна, я тоже кивнул, хотя и замандражил ощутимо.
— Славно, — опекун, привстав, самолично долил себе заварки в чашку, не беспокоя Татьяну, измаявшуюся под дверью, — будешь тогда сдавать не вместе с учащимися по окончанию учебного года, а отдельно комиссии. Чуть сложнее, но похоже, у нас особого выхода и нет.
— Закрутились… — он крутанул в воздухе рукой, силясь подобрать слова.
— Маховики репрессий? — вылезло у меня из прошлой жизни.
— А? Хм… можно и так назвать, — достав карандаш, он записал понравившееся выражение прямо на салфетке. — Серьёзных материалов на тебя в полиции нет, но косвенных – полно. Начиная с побега от мастера.
— Шутишь?! — вырвалось у Марии Ивановной, неверяще посмотревшей на супруга. — Закрыли уж давно это дело! Да и кто б не сбежал от такого зверя!