— Папеле твой тому примером, — в голосе Пессы Израилевны послышались ностальгические нотки. — Он тогда не со мной встречался, а той дурной Двойрой, которая потом за Либензона замуж так и не вышла, хотя всё у них и было, да и стала с горя суфражисткой!
— Образование, — назидательно сказал мать, вытирая Фире нос исключительно в педагогических целях, — это не всегда разум, а очень часто и наоборот! Вот захотелось ей докопаться со своим што до твоего будущего папеле. И так захотелось, што невтерпёж! Почему да через кого ты такой хмурый да насупленный? А папеле твой подумал, да и решил, шо если такое уже до свадьбы, то оно ему надо? И выбрал меня!
— А ты? — полюбопытствовала Фира, подавшись вперёд и жадно вбирая многовековую ближневосточную мудрость.
— И я да, — кивнула мать, — но таки не сразу и не с разбега!
— А было-то тогда што?
— Да ничего хорошего, — пожала плечами Песса Израилевна, понижая голос от любопытства соседей, — но и не так, штобы ой-вэй! Обычный грабёж на полтора рубля. Пострадали не столько финансы твоего папеле, сколько его гордость и немножечко лицо. И это, я тебе скажу, таки ой! Мужчины через гордость половину поступков совершают, а тут вот прямо заело!
— Семнадцать лет, — ностальгический вздох, — такой возраст, когда мужчины начинают ходить, растопырив локти и позвякивая теми колокольчиками, которые между ног. Всего-то убытка на полтора рубля, а трагедии было на всю тысячу!
— Так што, доча, — она поцеловала девочку в лоб, — если видешь у мужчины такое лицо, то таки не лезь! Покрутись рядышком, штоб он видел, как ты за него заметила и переживаешь, но в душу в ботиночках лезть будешь после свадьбы, и только по большому надо!
* * *
— Што празднуем? — губы будто сами произнесли, не хочется ни думать, ни делать вот ничегошеньки. Апатия такая вот, што лечь и не вставать. Но страшно! Понимание имеется, што там во снах прийти может.
— Моте по случаю вино досталось, — охотно поделилась Фира, поглядывающая на меня со знаком вопроса в глазах, — и как-то так получилась, што к его вину добавилась чья-то рыба, и вот оно на праздник и вышло. По случаю хорошего дня!
— Поешь, золотце! — сунулась ко мне тётя Песя с тарелкой разново, но несомненно вкусного. — Лицо на тебе ушло куда-то от усталости, так ты поешь, верни его обратно! Понимаю, шо пока неохота, но еда – первое лекарство от почти всех напастей!
Поел от вежливости, а не от хотения. Еда казалась вся одного вкуса – хоть ставрида, а хоть и баклажаны с орехами. Вата во рту кислая. От тово и ел через силу, отговорившись желанием сплясать.