Хорошо была видна с наблюдательного пункта и линия обороны противника. Она проходила вдоль дороги, терялась среди домов небольшого поселка. Барсуков приложился к стереотрубе.
Перед глазами запрыгали добротные накаты вражеских укреплений, присыпанные свежей глиной, черные глазницы амбразур. Одна за другой они брызнули огнем, и пули засвистели рядом. Ординарец Барсукова Вася Перепелкин инстинктивно прижался к стене, по-детски заморгал светлыми глазами.
— А ну-ка, звякни артиллеристам, — приказал ему Барсуков, удобнее устраиваясь у стереотрубы.
— «Аэлита»! «Аэлита»! Я — «Земля»! Я — «Земля»! — закричал парнишка в телефонную трубку.
«Аэлита» отозвалась. Барсуков видел, как по веснушчатому курносому лицу ординарца расплылась счастливая улыбка.
— Цель номер три! Левее ноль пятнадцать! — скомандовал лейтенант и снова посмотрел на ординарца.
С той же улыбкой повторил Перепелкин в трубку команду Барсукова.
В стереотрубу было хорошо видно, как далеко за вражескими дзотами вырос дымный кустик разрыва. Перелет.
— Правее ноль двадцать! — приказал Барсуков.
— Правее ноль двадцать! — отчеканил Перепелкин, стараясь придать голосу грозность, а команда у него прозвучала как-то нежно и задушевно.
Второй снаряд разорвался перед дзотом. Пулемет в нем на мгновение замолчал, а потом застрочил с новой силой.
Третий снаряд разорвался возле самой амбразуры. Вместе с землей во все стороны полетели обломки бревен. Следующие четыре снаряда разворотили его до основания. На месте дзота дымились глубокие воронки.
Артиллерия противника почему-то молчала.
Когда вернулись в блиндаж, Барсуков спросил у ординарца:
— Почему это ты, когда с артиллеристами разговариваешь, как майская луна сияешь?
Перепелкин немного смутился и вместо ответа наивно спросил:
— А разве заметно?
Барсуков рассмеялся. Рассмеялись и другие бойцы, бывшие в блиндаже.
— Военная тайна, товарищ лейтенант, — подмигнул Серега Криница.
Никто во всем взводе не знал, почему счастливо улыбается ординарец, разговаривая по телефону с артиллеристами, а Серега знает. Поделился с ним Василий Перепелкин своей тайной в минуты затишья, когда стояли еще на Днепре.
Звездная ночь плыла над рекой, звездная и тихая, как будто не было на земле войны. Вася задумчиво смотрел в небо, покусывая сухую былинку.
— Звезды считаешь? — спросил у него Серега.
Перепелкин промолчал, а когда маленькая звездочка скользнула по темному небосводу и погасла где-то за темной кромкой прибрежного лозняка, вдруг заговорил тихо, будто сам с собой:
— Говорят, у каждого человека есть своя звездочка. Умрет человек — и погаснет она в небе.