При желании можно было бы легко поймать не одну синицу. Нужно было только быстро, от хвоста, схватить севшую на поддонник синицу или, еще проще, сжать пальцы, когда птичка опускалась на них. Но я этого не делал, опасаясь отпугнуть птичек.
Наблюдая синиц вплотную, я подметил, что многие из них разнятся в окраске, повадках, крике. Так, одна синица была куцая. Она где-то потеряла свой хвост, и ее легко было отличить даже издали. У другой синицы черный галстучек на груди был не сплошной, а перекошен узкой желтой полоской, хорошо заметной вблизи. У третьей на желтом фоне груди, неподалеку от черного галстука, было обособленное небольшое черное пятнышко.
Некоторых синиц, чтобы легче было отличать их друг от друга, я метил сам. Пойманной в ящик-ловушку птичке я чернилами (красными или фиолетовыми) ставил пятно на грудке или окрашивал белые щечки. Такая окраска, если не было оттепели, держалась по месяцу и дольше.
Любопытно было смотреть, как синицы с тревожными криками разлетались от своей подруги с намалеванными красными щечками. Впрочем, уже через несколько дней к ней относились, почти как обычно.
Эти отличия позволили мне установить у синиц некоторые постоянные привычки. Так, большинство их изо дня в день расклевывало корм на постоянных местах, на одной и той же излюбленной веточке вишни или на кусте смородины. Случайно севших здесь других синиц они сгоняли.
Кроме больших синиц, на кормушку прилетали изредка и другие синицы — гайки, московки, лазоревки. Долгохвостые синицы хотя в саду и бывали, но держались только на вершинах высоких деревьев и к кормушке не спускались.
Я подсмотрел повадки больших синиц-пухляков во время еды. Большие синицы никогда не брали за один раз более одного семечка конопли, а гайки набирали в рот по три и четыре семечка, затем прятали их в щелки под кору деревьев. Но эти запасы они нередко, повидимому, забывали.
Коноплю гайки ели так же, как и большие синицы: садились на тонкую горизонтальную веточку и, зажав семечко между пальцами ног, проклевывали в семечке отверстие и через него добывали мякоть.
Совсем иначе ели корм снегири. Они ели всегда тут же, сидя на краю поддонника. Коноплю и подсолнух вместе с шелухой брали в рот целиком и потом краями клюва и при помощи языка раздробляли их. Хлеб и сыр снегири почти не ели.
Большие синицы очень любили клевать кости. Я подвешивал кости на веревочке, и синицы, нередко повиснув вниз головой, старательно выклевывали остатки мяса или мозга. Если кость была большая, то на нее садились две-три синицы. Обычно они ссорились и гонялись одна за другой.