Яр звонил и писал по несколько раз в день, но ей было всё равно. Его тёплые руки до сих пор сжимали её в объятиях, и это было навсегда, но не здесь, не сейчас, а в том странном измерении, где они встречались снова и снова, лишённые тел.
* * *
Камила сидела, закутавшись в шерстяной плед, спутанные волосы обрамляли худое нездорового цвета лицо, на котором, казалось, остались одни лишь огромные отливающие золотом светло-карие глаза. Она дрожала — не от внешнего холода, а от странного внутреннего озноба.
Никогда не гаснущая печь пылала, лампа горела не переставая, они со Львом постоянно меняли масло, но девушка не могла согреться. Пронизывающий холод изнутри выходил наружу, так, что зубы стучали. Оставаясь одна, она приподнимала юбку и видела вместо коленей обтянутые синеватой кожей кости.
Лев приносил ей еду, но её постоянно тошнило.
Вместе с холодом и худобой являлась бессонница. Ему теперь незачем было дежурить так долго, но он, напротив, почти не уходил. Воспалёнными покрасневшими глазами он следил за процессами в яйце, словно не доверял ей. Да и сложно было доверять этому иссохшему дрожащему существу, от которого уже, казалось, веяло холодом могилы.
Но однажды он позвал её необычно возбуждённым голосом, и они разглядывали субстанцию вместе сквозь хрустальное оконце, затаив дыхание, плечом к плечу, почти соприкасаясь лицами.
Непроизвольные слёзы струились по щекам Камилы, угольно-чёрное вещество кипело внутри, пузырилось и оседало на стеклянных стенках, заточённое в своей прозрачной тюрьме.9
Лев вдруг обернулся и посмотрел на неё.
Он глубоко прерывисто вздохнул, нежно улыбнулся и своей теплой ладонью вытер холодные слёзы с её щеки.
— Не плачь, — прошептал он чуть слышно.
Казалось, в этой напряжённой тишине длительного процесса Делания они оба разучились говорить и превратились в лишённых голоса слуг кипящей материи… Но его внимание придало ей сил.
Камила вдруг схватила его тёплую руку, сжала её в своих костлявых холодеющих ладонях и смотрела в его спокойные чёрные глаза жадно, впитывая блеск пылающей в них жизни.
— Достань его, — попросила она, и потрескавшиеся сухие губы её задрожали. Тонкая кожа треснула, и с нижней губы медленно побежала капля густой алой крови.
— Достань его, Лев, прошу тебя! Друг ты мне или враг, но я не смогу умереть спокойно, если дело не будет окончено! Я отдала свою жизнь за это, ты же видишь, чем я стала!
Он, казалось, не обращал внимания на её слова. Как заворожённый, мужчина следил за рубиновой каплей, которая замерла на подбородке девушки, как бы размышляя, упасть вниз на бесцветную ткань мешковатой одежды или продолжить скользить дальше по тоненькой шее.