Постоянно вокруг бардак, вся квартира завалена вещами, толстый слой грязи на полу — маме нравилось так жить. Она и Маше не давала прибираться. Да ещё брат, который начал пить с тринадцати лет. Маша ещё в школьные годы стала подрабатывать летом, покупала себе какие-то вещи, а он воровал и вещи и деньги — да что там говорить, вся эта проклятая семейка с рождения воровала у неё жизнь. Потом ещё этот ужасный отчим, который тоже только сидел в кресле и пил. Семья еле сводила концы с концами, и видимо, от этой беспросветной печали Маша и загремела в больницу с гастритом в двадцать пять лет.
Не зная ничего о её жизни, никто бы не поверил в это, но Маше там было хорошо. Чистые опрятные постели, добрые медсестры, свежий воздух, блаженное безделье, любимые книги. Ни мамы, ни отчима, ни брата — делай всё, что хочется. Маша будто попала на курорт.
Она подружилась с девушкой с соседней кровати, Олей. Оля была грациозная и стройная, кареглазая, с длинными пышными каштановыми волосами. Она всё делала красиво. Сидя на кровати в трусах и футболке со скрещёнными ногами, своими тонкими длинными пальчиками с красивым маникюром Оля почти целыми днями раскладывала карты. Потом она что-то писала в узористом толстом блокноте, а иногда уходила в коридор, на лестницу и, стоя у окна, долго с кем-то говорила по телефону. Голос у неё был нежный, низкий, с приятной хрипотцой.
Иногда она делала перерывчики и, попивая чай из большущей кружки с белыми лилиями, болтала с соседками по палате.
«Знаете, девчонки, я даже рада, что сюда попала, — говорила Оля, улыбаясь одним краешком рта, как будто усмехаясь, но это была её обычная манера общения, — а то я дома ничего не успеваю. Столько заказано раскладов, девочки ждут, а я совсем замоталась. Муж вообще не помогает, хоть бы денег приносил, так нет, я одна кручусь с дочкой, на двух работах, да вот это ещё, но мне хоть нравится… я бы вообще только картами занималась, но он мне покою из-за этого не даёт, говорит, что типа я порчу на семью навожу, это мать его настраивает против меня, а она и всегда была против».
Оля отхлебнула чая.
«Ну к чёрту, в общем, беда, даром что я людям помогаю, у самой дома просто бардак. Вот пускай один попробует пожить».
«А за ребёнка не беспокоишься?» — спросила круглолицая темноволосая девушка у окна.
«Знаешь, милая, если честно, то я так устала, что во мне и беспокойства-то не осталось. Да нет, он неплохой отец, если б всё было совсем ужасно, стала бы, думаешь, я его терпеть! Просто, когда я дома, он знает, что всё будет сделано, а так по нужде и зашевелится, как миленький».