— Наверное, про Хлодвига они не знают. Или про Тихомирова. Да и про Меншикова тоже. Я вот всё не могу понять: почему Меншиков?
— Меншикова, — сказал он неохотно, — погубила не жадность. Не размах воровства. Кого это в России губил размах воровства как таковой? Захотел быть владычицею морскою — на том и погорел.
— А вы, надо понимать, не хотите?
— А я, надо понимать, эту сказку читал внимательно. Чтобы захотеть быть владычицей морскою, сперва нужно стать царицей. Я скромный человек и вполне удовлетворился бы новым корытом. Так оно надёжнее. Смеётесь? Наши-то царицы девяностых чем кончили?
— ...Не мог ли тогда эту картинку прислать сам Меншиков? Условный Меншиков, хочу я сказать. Напомнить о себе – –
— И о том, что я его предал? И кто же это? Борис Абрамович с того света?
— А вы его?..
— О да, и не только я.
Мы расстались дружески, он — прикидывая, как меня объегорить, я — на чём его подловить. Что за слепота напала на Штыка, как он мог так подставить себя и всех нас. Никакой союз со Станиславом Игоревичем был невозможен, простое знакомство — опасно.
Я не удивился, когда на выходе меня остановил пожилой дядя в бороде и костюме. Он держался с деревянной неуклюжей корректностью и явно страдал: то ли я казался ему недостойным, то ли предмет разговора.
— Простите, что задерживаю, — сказал он, — но это ведь вы из Комитета по борьбе с экстремизмом? По поводу?..
— Прискорбного происшествия с участием Меншикова, — легкомысленно сказал я.
— Прискорбное происшествие, — повторил он мрачно. — Прискорбно внимание, которое уделяют этому происшествию, я бы сказал. Если из-за каждой неумной выходки... Простите, я не представился. Пётр Николаевич Савельев, историк. Профессор нашего университета.
Савельев — не самая редкая фамилия, но я должен был насторожиться. А вместо этого — нет мне прощения — тормознул.
— Это бросает тень на Фонд, — продолжал он.
— Ну Фонд-то здесь при чём?
— Комическую тень. Тень фарса.
Заподозри я только, уж нашёл бы, что сказать дедушке комического идиота Павлика про гиньоли и фарсы. А так сказал:
— Смотрите на это философски. Для действующих лиц фарс всегда предпочтительнее трагедии.
Он стал ещё деревяннее: перешёл в разряд древесины самых твёрдых пород.
— Это зрителям ничего не стоит смотреть философски, а действующие лица, если только они дорожат собственной честью, не могут себе такого позволить.
— Ну а по существу?
— А по существу я думаю, что Станислав Игоревич посылает себе эти угрозы сам!
— Зачем?
— Это всегда делается с одной целью. Привлечение внимания.
Я и сам, между прочим, так думал. На собственной фотке написать «иуда», пририсовать рожки, отойти в сторонку и поглядеть, что из этого получится — такое было в стиле специалиста.