— Ну да, недоброжелателей как блох.
— И кто из них разбирается в живописи?
— Вот это меня самого напугало. — Он посмотрел мне в глаза, серьёзно и испытующе. Прямой взгляд никак не вязался с его образом двурушника и злодея. — И никого, подчёркиваю, кроме меня.
— ...
— Да, служивый. Вам же главное — не убиение моё предотвратить, а убийц поймать... уже после. Так оно рекламнее. Ну я без обид, без обид. И вы не обижайтесь, что я предпочитаю в живых остаться.
— Так на убийство не намекают.
— Мне лучше знать, на что мне намекнули.
— Выходит, вы знаете, кто это?
— Нет, доподлинно не знаю.
— Предположения, догадки?
Ещё неделю назад я был уверен, что мы не берём заказов. Это противоестественно, всё равно что Савинкову предложить подхалтурить. (Откуда нам знать? зловеще говорит Худой. В кассу ПСР приходило столько денег, разве кто-нибудь взял на себя труд их проследить? Один царский сатрап — это просто царский сатрап, а другой — конкретный губернатор или жандармский полковник, неприятно мешающий конкретному банкиру или лесопромышленнику; кто поручится, что вместе с парой десятков тысяч пожертвования не пришло и пожелание, фамилия на клочке бумаги? Савинкову не обязательно говорить.)
Откуда не откуда, а что бы Штык ни пообещал этому человеку, сделать он всё равно ничего не мог — один, без нас.
— Замечтались, дорогой товарищ? Со мною тоже бывает.
— ...С Демократическим Контролем у вас какие отношения?
— Рабочие.
— С чего бы им за вас заступаться?
— Видимо, с того, что они даже идеологическим врагам не отказывают в праве на демократические процедуры, — сказал он, издеваясь.
— А что насчёт Имперского разъезда? Тоже работаете?
— Я? Нет, не работаю. С ними должны работать вы. — Он посмотрел в небо, светлым серым клочком сквозившее над тёмно-серым колодцем двора. — Сопоставьте масштаб. ДК — серьёзная организация, с которой сочли возможным заключить соглашение спецслужбы. Импр — пародийная шайка-лейка, курьёз, конфуз. Спутаться с такими? Для этого существует телевидение.
— Что, если они вас ненавидят и решили припугнуть?
— Почему именно меня?
— Из-за репутации. Ваше прошлое...
— Моё прошлое! — Он улыбнулся, и это была хорошая улыбка: смелая, грустная. — Знаете, я чувствую себя Львом Тихомировым. Твердолобые в правом лагере его так и не приняли. Презирали за ренегатство. Им было всё равно, что он перешёл на их сторону. Верность раз принятым убеждениям, понимаете ли. Что же они апостола Павла не презирают? Или Хлодвига?
— ?..
— Ну этот, «поклонись тому, что сжигал, сожги, чему поклонялся». Король франков, которого взял в оборот святой Ремигий.