Юрг Иенач (Мейер) - страница 114

Милые сердцу воспоминания проснулись в нем; не совладав с собой, он обнял ее.

— Кажется, мы совсем недавно играли вместе там, внизу, — тихо промолвил он, глядя на деревья ридбергского сада, шелестевшие на осеннем ветру.

Она вздрогнула всем телом — перед ней встал образ отца — и, отвернувшись от Георга, устремила взгляд в темноту.

— Что это за огни на дороге вдоль Хейнценберга? Должно быть, похоронная процессия? — спросила она.

Иенач пристально взглянул на тот берег Рейна.



— Это факелы освещают путь герцогу, который под покровом ночи переезжает в Кур, — ответил он, еще раз заглянул в ее блестящие от слез глаза, торопливо поцеловал ей руку и удалился.

Глава седьмая

Герцог Генрих выбрал для своего местожительства в Куре величественный дом доктора Фортунаса Шпрехера. Граубюнденский ученый дворянин с превеликой готовностью предоставил его в распоряжение сиятельного гостя, смолоду питая честолюбивую страсть к знакомству с прославленными историческими личностями, ибо длительное общение с ними было плодотворно для его ученых трудов.

Едва только герцог был устроен в лучших покоях поместительного патрицианского дома со всем благолепием, какое подобало его сану и было доступно в здешнем горном республиканском краю, как после нескольких хмурых и ветреных дней крупными хлопьями посыпал снег. Наступила ранняя зима, белый покров так и не сошел с крутых кровель и строгих ступенчатых фронтонов старой епископской резиденции до самого конца февраля, когда феновые бури бушуют по стране и с первыми мартовскими днями жарче пригревает солнце.

Зиму добрый герцог провел в невольном бездействии, — от своих войск, стоявших в Вальтеллине, он был отрезан непроходимыми снегами, а переговоры с французским двором застыли на мертвой точке, ни на шаг не продвинувшись к цели. Если бы не забота о подписании договора наряду с другими заботами и сомнениями и если бы деятельному уму полководца не была мучительна вынужденная праздность, он чувствовал бы себя совсем недурно в шпрехеровском доме и в обществе своих бесхитростных единоверцев-протестантов.

Доктор Шпрехер почитал для себя высокой честью присутствие Рогана. Еще бы! Наконец-то исполнилась долголетняя его мечта составить жизнеописание своего сиятельного гостя, черпая сведения из первоисточника. С присущей ему деликатностью и сердечной добротой герцог не погнушался ежедневно сообщать внимательному хозяину какой-нибудь эпизод своей прихотливой судьбы; говорил он по-итальянски, и на этом же языке ученый составлял очерк его жизни, который предназначался, по настоянию сиятельного гостя, в дар герцогине, все еще пребывавшей в Венеции, а также дочери Рогана, Маргарите, обрученной с герцогом Бернгардом Веймарским. Доктора не слишком радовал такой изысканный, но узкий круг читателей. Он предпочел бы, к вящему прославлению герцога и отнюдь не к посрамлению составителя, без ложной скромности незамедлительно увековечить свой старательный и отмённый труд, напечатав его и выпустив в свет.