Ларь был пуст. Лукреция помертвела.
Итак, оружие, обагренное кровью отца, отнято у нее, и дело мести, которое ей одной подобает свершить, сегодня же будет осуществлено рукой подлого труса или рукой ее собственного слуги! Гордая кровь Планта прихлынула к ее сердцу, восстав против столь недостойных узурпаторов, посягнувших на ее исконное право.
Настроений минувшей ночи как не бывало. Сегодня ей не до отречения от мира, сегодня она еще хозяйка в Ридберге и обязана напоследок исполнить обязанности, завещанные ей отцом.
Ей все равно, что будет завтра. От нее не уйдет, как место вечного упокоения, тихая Казисская обитель по ту сторону Рейна…
Она вглядывалась в мутную, взбудораженную бурей даль, не идет ли наконец отец Панкрацио. Она хотела вручить ему в запечатанном конверте написанные ею за ночь бумаги. Но время шло, а патера все не было. Спутники Рудольфа уехали ему вдогонку. Наконец и она сама приказала оседлать коня и поехала в Кур, взяв с собой младшего из своих слуг, сына старика Луки.
Она спешила к Георгу, чтобы предостеречь и спасти его либо убить чистой, по праву карающей рукой.
«Он мой!» — в сердце своем повторяла она.
Запоздавший патер лишь около полудня постучался в ворота замка и с ужасом узнал о появлении Рудольфа и о том, что синьорина утром уехала в Кур. Преданной служанке поручено было провести капуцина в башенную комнату, где госпожа обычно занималась делами. Там он нашел бережно сложенные дарственные записи и письменное заявление о том, что Лукреция Планта отрекается от мира и принимает постриг в Казисском монастыре.
В печальной задумчивости стоял монах перед этими свидетелями тяжкой и безотрадно завершенной душевной борьбы. Он радовался решению Лукреции гораздо меньше, чем подобало радоваться истому сыну святого Франциска. Тревожил его и отъезд ее в Кур. Он знал, что его духовная дочь в трудные минуты не ищет мелких лазеек и уловок житейской мудрости, что однажды отданная Лукрецией любовь несокрушимыми корнями вросла ей в душу, что мысли ее с устрашающей силой преследуют однажды избранную цель. Он нередко поражался, как просто и естественно она воспринимает и осуществляет то, что отпугивало бы и ужасало других.
Он слушал рассказы прислуги о происшествиях минувшей ночи, и ему становилось все неспокойнее на душе. Бережно спрятав документы за пазухой, он сел на своего ослика и без проволочек, невзирая на непогоду, направился в Кур, где рассчитывал найти Лукрецию у престарелой графини Траверс и, что бы ни стряслось, увезти синьорину с собой и укрыть ее в надежном казисском пристанище.