Юрг Иенач (Мейер) - страница 36
Бухта кишмя кишела судами, с которых как раз сгружали товар. Оливковое масло, вино, шелк-сырец и другие дары тучной Ломбардии навьючивались на мулов, накладывались на телеги для перевозки через горы. Оглушительный гомон, веселая толчея на площади перед каменным зданием постоялого двора напоминали ярмарочный торг.
Лавируя между корзин с налитыми персиками и душистыми сливами, мулы наконец достигли трактира. Под темными сводами ворот, стоя на коленях перед винным бочонком, хозяин цедил розоватый пенистый напиток нетерпеливым посетителям, не чаявшим поскорее утолить жажду. Заглянув в помещение трактира, Иенач убедился, что там, среди орущих людей и скулящих собак, вряд ли найдется прохладный уголок, и потому направился в сад, который представлял собой сплошь оплетенную виноградом большую беседку; волны озера омывали увитую зеленью лоз ограду и выщербленные лестницы причала.
Когда они проходили по сводчатой галерее мимо хозяина, окруженного толпой крестьян, которые тянулись к нему с пустыми кружками, тот хотел было в испуге пресечь намерение граубюнденца; но в эту минуту из сада появился паж, одетый на чужеземный манер, и с грациозным поклоном обратился к цюрихскому гостю на изысканном французском языке:
— Мой сиятельный повелитель, герцог Генрих Роган, остановился отдохнуть здесь по пути в Венецию. Увидев из сада, что в трактир прибыли двое священнослужителей-реформатов, он просит господ приезжих не стесняться его присутствием, если им предпочтительнее удалиться от сутолоки в сад.
Явно обрадованный счастливым стечением обстоятельств и оказанной ему честью, Вазер ответил тоже на французском — правильном, но несколько книжном — языке, что он и его друг просят милостивого разрешения лично поблагодарить его светлость за такую благосклонность.
Приятели последовали за красивым юношей в сад. Южная его оконечность террасой нависала над озером, сквозь изгородь, из лоз мерцали разноцветные шелковые наряды и доносился говор женских голосов вперемежку с детским лепетом. В бархатных креслах сидела бледная стройная дама, живостью речи и подвижностью черт выдавая беспокойный нрав, мешавший ей отдохнуть и набраться сил. Перед ней на каменном столе топталась и радостно взвизгивала двухлетняя девчушка, которую за обе ручки держала миловидная камеристка. Все это сопровождал грустный напев народной песни, которую, робко держась в стороне, наигрывал на мандолине подросток-итальянец.
Сам же герцог удалился в противоположный, безлюдный конец сада и сидел там один на низкой, омываемой волнами ограде, развернув на коленях географическую карту и переводя недоверчивый взгляд с ее начертаний на громоздившиеся перед ним горные кряжи.