...Граф не сразу распознал опасность. Вероятно, Параша, почувствовав себя плохо, успокаивала его. Тем временем состояние ее ухудшалось. Теперь Николай Петрович был уже в панике.
Он, не помня себя от горя, метался по роскошному дому, пугая слуг, отдавая какие-то приказания и тут же отменяя их. Беда жуткая, не вмещающаяся в сознание, стояла у дверей, и обостренным чутьем любящего человека Шереметев чувствовал ее неотвратимость.
...Но еще торопится графская карета за врачами. Их привозят со всего Петербурга — самых прославленных — того, кто лечит императорскую семью, да еще двух светил — Лахмана и Рожерсона. Ищут все новых, надеясь на чудо.
Кто-то из медиков, боясь ответственности, отказывается принимать какие-либо меры. На лицах тех, кто пытался помочь, граф хочет увидеть хоть искру надежды, а находит растерянность. Врачи, словно отчаявшись понять, в чем тут дело, разводят руками.
А ведь это опытные люди! Если уж они были бессильны переломить печальный ход событий, то могли хотя бы назвать графу болезнь, которая забирала его жену. Но не назвали. Параша умирала от «неизвестной силы». И вот тут опять приходит на ум мысль о яде — хитроумном убийце, который сжил Парашу со света не вдруг, а осторожно, чтобы не вызвать подозрений, — в два-три дня.
Тайная жена... Никому не ведомый сын... Запершись в кабинете, граф дрожащими руками придвигает к себе бумагу, перо. Вот оно — настало... Судорожная, запоздалая попытка покончить с тайной своего супружества: если конец неизбежен, свет должен знать о графине Шереметевой, о сыне-наследнике.
В первую очередь граф отправил письмо императору. Он признался, что «точно обвенчался и связан священными узами брака» с женщиной, воспитанной «в доме отца моего с отличностью» и достойной «нынешнего ее состояния». Сообщил граф и о сыне-наследнике графе Дмитрии. И о том, что графиня Прасковья Ивановна находится «при дверях гроба».
Шереметев умолял императора простить его за то, что «нарушил установление придворного порядка и не доложил» о женитьбе предварительно. Он надеялся на милость самодержца к человеку, и так уж беспощадно наказанному. Внизу подпись — «Вашего Императорского Величества верноподданный граф Шереметев».
Ответа ждать долго не пришлось. Александр I через своего придворного отвечал, что «граф Шереметев властен жениться когда угодно и на ком хочет»...
Есть какое-то немыслимое коварство судьбы в том, чтобы лишить новорожденного младенца матери. В день кончины ее сыну исполнилось двадцать дней. Прасковья Ивановна умирала в полном сознании, потому что, рассказывают, напоследок она взяла со своей подруги Татьяны Шлыковой клятву, что та не оставит маленького Митю и заменит ее. Татьянино «да» было последней земной радостью Прасковьи Ивановны.